А. Ахматова. Том 1. Стихотворения и поэмы.


ГЛАВА ВТОРАЯ

       Иль того ты видишь у своих колен,
       Кто для белой смерти твой покинул плен?
       1913
      
       Спальня Героини. Горит восковая свеча. Над кроватью три
       портрета хозяйки дома в ролях. Справа она - Козлоногая, посредине -
       Путаница, слева - портрет в тени. Одним кажется, что это
       Коломбина, другим - Донна Анна (из Шагов Командора).
       мансардным окном арапчата играют в снежки. Метель. Новогодняя
       полночь. Путаница оживает, сходит с портрета, и ей чудится голос,
       который читает:
      
       Распахнулась атласная шубка!
       Не сердись на меня, Голубка,
       Что коснусь я этого кубка:
       Не тебя, а себя казню.
      
       Все равно подходит расплата -
       Видишь, там, за вьюгой крупчатой
       Мейерхольдовы арапчата
       Затевают опять возню.
      
       А вокруг старый город Питер,
       Что народу бока повытер
       (Как тогда народ говорил),-
      
       В гривах, в сбруях, в мучных обозах,
       В размалеванных чайных розах
       И под тучей вороньих крыл.
      
       Но летит, улыбаясь мнимо,
       Над Мариинской сценой prima
      
       Ты - наш лебедь непостижимый,
       И острит опоздавший сноб.
      
       Звук оркестра, как с того света
       (Тень чего-то мелькнула где-то),
       Не предчувствием ли рассвета
       По рядам пробежал озноб?
      
       И опять тот голос знакомый,
       Будто эхо горного грома,-
       Наша слава и торжество!
      
       Он сердца наполняет дрожью
       И несется по бездорожью
       Над страной, вскормившей его.
      
       Сучья в иссиня-белом снеге...
       Коридор Петровских Коллегий
       Бесконечен, гулок и прям.
      
       (Что угодно может случиться.
       Но он будет упрямо сниться
       Тем, кто нынче проходит там.)
      
       До смешного близка развязка:
       Из-за ширм Петрушкина маска
      
       Вкруг костров кучерская пляска.
       Над дворцом черно-желтый стяг.
      
       Все уже на местах, кто надо,
       Пятым актом из Летнего сада
       Веет... Призрак цусимского ада
       Тут же.- Пьяный поет моряк.
      
       Как парадно звенят полозья,
       И волочится полость козья...
       Мимо, тени! - Он там один.
      
       На стене его твердый профиль.
       Гавриил или Мефистофель
       Твой, красавица, паладин?
      
       Демон сам с улыбкой Тамары,
       Но такие таятся чары
       В этом страшном дымном лице -
      
       Плоть, почти что ставшая духом,
       И античный локон над ухом -
       Все таинственно в пришлеце.
      
       Это он в переполненном зале
       Слал ту черную розу в бокале
       Или все это было сном?
      
       С мертвым сердцем и мертвым взором
       Он ли встретился с Командором,
       В тот пробравшись проклятый дом?
      
       И его поведано словом,
       Как вы были в пространстве новом,
       Как вне времени были вы,-
      
       И в каких хрусталях полярных,
       И в каких сияньях янтарных
       Там, у устья Леты - Невы.
      
       Ты сбежала сюда с портрета,
       И пустая рама до света
       На стене тебя будет ждать.
      
       Так плясать тебе - без партнера!
       Я же роль рокового хора
       На себя согласна принять.
      
       На щеках твоих алые пятна;
       Шла бы ты в полотно обратно;
       Ведь сегодня такая ночь,
       Когда нужно платить по счету...
       А дурманящую дремоту
       Мне трудней, чем смерть, превоэмочь.
      
       Ты в Россию пришла ниоткуда,
       О мое белокурое чудо,
       Коломбина десятых годов!
      
       Что глядишь ты так смутно и зорко,
       Петербургская кукла, актерка,
       Ты - один из моих двойников.
      
       К прочим титулам надо и этот
       Приписать. О подруга поэтов,
       Я наследница славы твоей,
      
       Здесь под музыку дивного мэтра -
       Ленинградского дикого ветра
       И в тени заповедного кедра
       Вижу танец придворных костей.
      
       Оплывают венчальные свечи,
       Под фатой "поцелуйные плечи",
       Храм гремит: "Голубица, гряди!"
      
       Горы пармских фиалок в апреле -
       И свиданье в Мальтийской капелле
       Как проклятье в твоей груди.
      
       Золотого ль века виденье
       Или черное преступленье
       В грозном хаосе давних дней?
      
       Мне ответь хоть теперь:
       неужели
       Ты когда-то жила в самом деле
       И топтала торцы площадей
       Ослепительной ножкой своей?..
      
       Дом пестрей комедьянтской фуры.
       Облупившиеся амуры
       Охраняют Венерин алтарь.
      
       Певчих птиц не сажала в клетку,
       Спальню ты убрала, как беседку,
       Деревенскую девку-соседку
       Не узнает веселый скобарь
      
       В стенах лесенки скрыты витые,
       А на стенах лазурных святые -
       Полукрадено это добро...
      
       Вся в цветах, как "Весна" Боттичелли.
       Ты друзей принимала в постели.
       И томился драгунский Пьеро,-
      
       Всех влюбленных в тебя суеверней,
       Тот, с улыбкой жертвы вечерней,
       Ты ему как стали - магнит,
      
       Побледнев, он глядит сквозь слезы.
       Как тебе протянули розы
       И как враг его знаменит.
      
       Твоего я не видела мужа,
       Я, к стеклу приникавшая стужа...
       Вот он, бой крепостных часов...
      
       Ты не бойся - дома/ не ме/чу, -
       Выходи ко мне смело навстречу -
       Гороскоп твой давно готов...
      
       Вариант: Чрез Неву за пятак на салазках.