А.Н. Апухтин. Стихотворения. Песни моей отчизны.


О ЦЫГАНАХ

       (Посвящается А. И. Гончарову)
      
       1
      
       Когда в Москве первопрестольной
       С тобой сойдемся мы в двоем,
       Уж знаю я, куда невольно
       Умчит нас тройка вечерком.
      
       Туда весь день на прибыль зорки,
       Стяжанья жаждою полны,
       Толпами лупят с Живодерки
       Индейца бедные сыны.
      
       Им чужд их предок безобразный,
       И правду надобно сказать,
       На них легла изнанкой грязной
       Цивилизации печать.
      
       Им света мало свет наш придал,
       Он только шелком их одел;
       Корысть - единственный их идол,
       И бедность - вечный их удел.
      
       Искусства так же там, хоть тресни,
       Ты не найдешь - напрасный труд:
       Там исказят мотивы песни
       И стих поэта переврут.
      
       Но гнаться ль нам за совершенством?
       Что нам за дело до того,
       Что так назойливо "блаженством"
       У них рифмует "божество"?
      
       В них сила есть пустыни знойной
       И ширь свободная степей,
       И страсти пламень беспокойный
       Порою брызжет из очей.
      
       В них есть какой - то, хоть и детский,
       Но обольщающий обман...
       Вот почему на раут светский
       Не променяем мы цыган.
      
       2
      
       Льется вино. Усачи полукругом,
       Черны, небриты, стоят, не моргнут,
       Смуглые феи сидят друг за другом:
       Саша Параша и Маша - все тут.
       Что же все смолкли? Их ночь утомила,
       Вот отдохнут, запоют погодя,
       Липочка "Няню" давно пробасила;
       В глупом экстазе зрачками водя,
       "Утро туманное" Саша пропела...
       Ох! да была же она хороша,
       Долгий роман она в жизни имела,
       Знала цыганка, что значит душа!
       Но зажила в ней сердечная рана,
       Старые бури забыты давно,
       В этом лице не ищите романа:
       Сытостью властною дышит оно.
       Что ж и мудреного, что процветает
       Духом и здравием Саша моя?
       С выручки полной она получает,
       Шутка ли три с половиной пая.
       Те, что постарше и менее пылки,
       Заняты ужином скромным своим;
       Всюду сигары, пустые бутылки,
       Тучами ходит по комнате дым.
       Старая Анна хлопочет за чаем,
       "Жубы" болят отчего - то у ней,
       Только никем и ничем не смущаем,
       Коля бренчит на гитаре своей;
       Голос прелестный раздался... О, боже!
       Паша поэт, не для ней, вишь, весна...
       Не для тебя, так скажи, для кого же?
       Ты черноброва, свежа и стройна,
       Из - под ресниц твоих солнца светлее
       Тянутся вешнего счастья лучи...
       "Ну-ка, затягивай "Лен", да живее!"
       Грянула песня. Гудят усачи.
       Липочка скачет, несется куда же?
       Где остановишься ты на пути?
       Лица горят; Марья Карповна даже,
       Кажется, хочет вприсядку пойти...
       Кончено... Стой! Неужли ж расставаться?
       Как-нибудь надо вам сон превозмочь.
       "Ну-ка, цыганки, живей; одеваться!
       Едем к нам в город доканчивать ночь!"
      
       3
      
       И морозом, и метелью
       Охватило нас кругом,
       Смотрят брачною постелью
       Сани, крытые ковром.
      
       "Паша! к нам - сюда! Дорогой
       Будем петь садись правей...
       Липа здесь живее трогай,
       Не жалей же лошадей!"
      
       Подхватили лихо кони,
       Ветер свищет, словно зверь...
       От какой бы мы погони
       Не умчалися теперь?
      
       Kaк ожидание бывает нестерпимо!
       Толпою пестрою наполнился вокзал,
       Гурьба артельщиков прошла, болтая, мимо,
       А поезда все нет, пора ему прийти!
       Вот раздался свисток, дым по дороге взвился...
       И, тяжело дыша, как бы устав в пути,
       Железный паровоз пред ним остановился.
      
       4
      
       "Ну, как мы встретимся?" - так думала она,
       Пока на всех порах курьерский поезд мчался.
       Уж зимний день глядел из тусклого окна,
       Но убаюканный вагон не просыпался.
       Старалась и она заснуть в ночной тиши,
       Но сон, упрямый сон бежал все время мимо:
       Со дна глубокого, взволнованной души
       Воспоминания рвались неудержимо.
       Курьерским поездом, спеша бог весть куда
       Промчалась жизнь ее без смысла и без цели.
       Когда - то, в лучшие, забытые года,
       И в ней горел огонь, и в ней мечты кипели!
       Но в обществе тупом, средь чужды0 ей натур
       Тот огонек задут безжалостной рукою:
       Покойный муж ее был грубый самодур,
       Он каждый сердца звук встречал насмешкой злою.
       Был человек один - Тот поняло, тот любил...
       А чем она ему ответила? - Обманом...
       Что ж делать? для борьбы ей нехватило сил,
       Да и могла ль она бороться с целым станом?
       И вот увидеться им снова суждено...
       Как встретятся они? Он находил когда - то
       Ее красавицей, но это было так давно...
       Изменят хоть кого утрата за утратой!
       А впрочем... Не блестя, как прежде, красотой,
       Черты остались те ж, и то же выраженье..
       И стало веселей ей вдруг при мысли той,
       Все оживилося в ее воображеньи!
       Сидевший близ нее и спавший пассажир
       Качался так смешно, с осанкой генерала,
      
       Что, глядя на него и на его мундир,
       Бог знает от чего, она захохотала.
       Но вот проснулись все, - теперь уж не заснуть...
       Кондуктор отобрал с достоинством билеты;
       Вот фабрики пошли, свисток - и кончен путь,
       Объятья, возгласы, знакомые приветы...
       Но где же, где же он? Не видно за толпой,
       Но он, конечно, здесь... О, боже, неужели
       Тот, что глядит сюда, вон этот, пожилой,
       С очками синими и в меховой шинели?
      
       5
      
       И встретились они, и поняли без слов,
       Пока слова текли обычной чередою,
       Что бремя прожитых бессмысленно годов
       Меж ними бездною лежало роковою.
       О, никогда еще потраченные дни
       Среди чужих людей, в тоске уединенья,
       С такою ясностью не вспомнили они,
       Как в это краткое и горькое мгновенье!
       Недаром злая жизнь их гнула до земли,
       Забрасывая их слоями грязи, пыли...
       Заботы на лице морщинами легли,
       И думы серебром их головы покрыли!
       И поняли они, что жалки их мечты,
       Что под туманами осеннего ненастья
       Они - поблекшие и поздние цветы -
       Не возродятся вновь для солнца и для счастья!
       И вот, рука в руке и взоры опустив,
       Они стоят в толпе, боясь прервать молчанье...
       И в глубь минувшего, в сердечный их архив
       Уже уходит прочь еще воспоминанье!
       Ему припомнилась та мерзлая скамья,
       Где ждал он поезда в волнении томящем,
       Она же думала, тревогу затая:
       Как было хорошо, когда в вагоне я
       Смеялась от души над пассажиром спящим!"
      
       (Начало 1870-х годов)