Гляжу на вас я, умница моя,
Как на своем болезненном вы ложе
Откинулись, раздумие тая,
А против вас, со сказочником схоже,
И бормочу и вспоминаю я
О временах, как был я молод тоже,
Когда не так казалась жизнь пуста,-
И просятся октавы на уста.
2
Я был студентом. Жили мы вдвоем
С товарищем московским в антресоле
Родителей его. Их старый дом
Стоял близ сада, на Девичьем поле.
Нас старики любили и во всём
Предоставляли жить по нашей воле -
Лишь наверху; когда ж сходили вниз,
Быть скромными - таков наш был девиз.
3
Нельзя сказать, чтоб тяжкие грехи
Нас удручали. Он долбил тетрадки
Да Гегеля читал; а я стихи
Кропал; стихи не выходили гладки.
Но, боже мой, как много чепухи
Болтали мы; как нам казались сладки
Поэты, нас затронувшие, все:
И Лермонтов, и Байрон, и Мюссе.
4
И был ли я рассеян от природы,
Или застенчив, не могу сказать,
Но к женщинам не льнул я в эти годы,
Его ж и Гегель сам не мог унять;
Чуть женщины лишь не совсем уроды,-
Глядишь, влюблен, уже влюблен опять.
На лекции идем - бранюсь я вволю,
А он вприпрыжку по пустому полю.
5
По праздникам езжали к старикам
Различные почтительные лица
Из сослуживцев старых и их дам,
Бывала также томная девица
Из институтских - по ее словам,
Был Ламартин всех ярче, как денница,-
Две девочки - и ту, что побледней,
Звала хозяйка крестницей своей.
6
Свершали годы свой обычный круг,
Гамлет-Мочалов сотрясал нас бурно,
На фортепьянах игрывал мой друг,
Певала Лиза - и подчас недурно -
И уходила под вечер.- Но вдруг
Судьбы встряхнулась роковая урна.
"Вы слышали? А я от них самих.
Ведь к Лизаньке присватался жених!
7
Не говорят худого про него.
С имением, хоть небольшого чину;
У генерала служит своего,
Ведет себя как должно дворянину:
Ни гадких карт, ни прочего чего.
Серебряную подарю корзину
Я ей свою большую.- Что ж мне дать?
Я крестная, а не родная мать".
8
Жених! жених! Коляска под крыльцом.
Отец и дочка входят с офицером.-
Не вышел ростом, не красив лицом,
Но мог бы быть товарищам примером:
Весь раздушон, хохол торчит вихром,
Торчат усы изысканным манером,
И воротник как жар, и белый кант,
И сахара белее аксельбант.
9
"Вот, Лизанька, бог дал и женишка!
А вы ее, мой милый, берегите:
Ребенок ведь! Немножечко дика,
Неопытна,- на нас уж не взыщите".
А мне ее отец:"Вы старика
Утешьте, вы и ей не откажите:
Мы с Лизою решились вас просить
С крестовым братом шаферами быть.
10
Ты, Лизанька, уж попроси сама,
Вы, кажется, друг другу не чужие,
Старинной дружбой связаны дома,
А с крестным братом даже и родные".
-"Я вас прошу".-"Ах, боже, дела тьма.
Пора и дальше, люди молодые,
И к тетушке мне нужно вас завесть.-
Так по рукам?"-"Благодарю за честь".
11
Горит огнями весь иконостас
Хрустальное блестит паникадило,
И дьякона за хором слышен бас...
Она стоит и веки опустила,
Но так бледна, что поражает глаз;
Испугана ль она, иль загрустила?
Мы стали цепью все, чтобы народ
На наших дам не налезал вперед.
12
"Где ж мой платок? - старик воскликнул наш.-
Дай мне хоть свой; отдам тебе на бале.
Что возишься! Да скоро ли подашь?
Ну, дайте вы, хоть вы бы отыскали".
-"Да не найду".-"Вот завели cache-cache!"
-"И у меня! И у меня украли!"
-"Обчистили? Народец-то каков!"
Вся наша цепь без носовых платков.
13
Стою да мельком на нее взгляну.
Знать, от свечей ей томно - от угара.
И жалко-жалко мне ее одну,
Но жалко тож индейского фуляра.-
"А не такую бы ему жену,-
Пожалуй, что она ему не пара".
Вот повели их кругом наконец,
И я топчусь, держа над ней венец.
14
Всё кончено. Пустеет божий храм.-
Подробностей уж не припомню дале,
Но помню, что с товарищем я там,
У них в дому, на свадебном их бале.
Стою в гостиной полусветлой сам,
А музыка гремит и танцы в зале.
Не знаю, что сказать, а предо мной
Давнишняя подруга молодой.
15
"Пойдемте вальс! Вы не хотите? Нет?
Но вы должны, - ведь я вознегодую...
Вы сердитесь за давешний ответ?"
-"Я не сержусь; я просто не танцую".
-"Ну, дайте ж руку! ссориться не след.
Та к сердцу ближе. Руку ту - другую".
И без перчатки стала хлопотать,
Чтобы с моей руки перчатку снять.
16
Но тут товарищ мой влетает в дверь:
"Вот где они! Куда запропастились!
Вас кавалер, как разъяренный зверь,
Повсюду ищет. - Вы б поторопились.
Да ты-то что? Не кисни хоть теперь,
Ступай за мной; там словно взбеленились".
-"Нет, уж уволь. Тебе оно под стать,
Ты по полю давно привык плясать".
17
Вот грянула мазурка.- Я гляжу,
Как королева средневековая,
Вся в бархате, туда, где я сижу,
Сама идет поспешно молодая
И говорит: "Пойдемте, я прошу
Вас на мазурку". Голову склоняя,
Я подал руку. Входим, - стульев шум,
И музыка гремит свое рум-рум.
18
"Вы, кажется, не в духе?" - "Я? Ничуть,
Напротив, я повеселиться рада
В последний раз. - И молодая грудь
Дохнула жарко. - Мне движенья надо:
Без устали помчимся! отдохнуть
Успею после, там, в гортани ада".
-"Да что вы говорите?"-"Верьте мне,
Я не в бреду и я в своем уме.
19
А хоть в бреду, безгрешен этот бред!
Несчастию не я теперь виною,
И говорить о нем уже не след,-
Умру и тайны этой не открою.
Тут маменька виновница всех бед:
Распорядиться ей хотелось мною.
Я поддалась, всю жизнь свою сгубя.-
Я влюблена давно!"-"В кого?"-"В тебя!"
20
И мы неслись под пламенные звуки,
И - боже мой - как дивно хороша
Она была! и крепко наши руки
Сжимались, - и навстречу к ней душа
Моя неслась в томленьи новой муки.
"И я тебя люблю! - едва дыша,
Я повторял.- Что нам людская злоба!
Взгляни в глаза мне; твой,- я твой до гроба!"
21
Что было дальше, трудно говорить
И совестно. Пришлось нам поневоле
С товарищем усерднее ходить
В дом, где бывали редко мы дотоле.
Тот всё вином старался угостить;
Пьешь, и душа сжимается от боли,
Да к всенощной спешишь, чтоб как-нибудь
Хоть издали разок еще взглянуть.
22
О сладкий, нам знакомый шорох платья
Любимой женщины, о, как ты мил!
Где б мог ему подобие прибрать я
Из радостей земных? Весь сердца пыл
К нему летит, раскинувши объятья,
Я в нем расцвет какой-то находил.
Но в двадцать лет - как несказанно дорог
Красноречивый, легкий этот шорох!
23
Любить всегда отрадно, но писать -
Такая страсть у любящих к чему же?
Ведь это прямо дело выдавать,
И ничего не выдумаешь хуже.
Казалось бы, ну как не помышлять
О брате, об отце или о муже?
В затмении влюбленные умы -
И ревностно писали тоже мы.
24
Я помню живо: в самый Новый год
Она мне пишет:"Я одна скучаю.
Муж едет в клуб; я выйду у ворот,
Одетая крестьянкою, и к чаю
Приду к тебе. Коль спросит ваш народ,
Вели сказать, что из родного краю
Зашла к тебе кормилицына дочь.
Укутаюсь - и не заметят в ночь".
25
С товарищем переглянулись мы.
Хотя не очень прытки были сами,
Но видим ясно: этой кутерьмы
И бабушка не разведет бобами.
Практические подлинно умы!
Нашли исход: рядиться мужиками!
Голубушка! Я звать ее не мог:
Я не себя - ее я поберег.
26
А время шло. Кто любит так, не знает,
Чего он ждет, чем мысль его кипит.
Спросите вы у дома, что пылает:
Чего он ждет? Не ждет он, а горит,
И темный дым весь искрами мелькает
Над ним, а он весь пышет и стоит.
Надолго ли огни и искры эти?
Надолго ли?- Надолго ль всё на свете?
27
Однажды мы сидели наверху
С товарищем, витая в думах нежных.
Вдруг горничная.- Весь платок в снегу,
Лицо у ней бледнее хлопьев снежных.
"Да что ты?"-"Всё пропало! Быть греху;
Все письма отыскал он в нотах прежних,
Да как пошел, - в столах, в шкапах, в трюмо
И в туфлях даже, глядь, - сидит письмо.
28
Под крик его и гам тут горьких слез
Из девичьей я слышала немало.
Не треснул ли ее проклятый пес!
Он сам ушел. В испуге написала
Вам тут она.- Не помню, как донес
Меня господь. Ответ я обещала.
Прочтите же; а я пока пойду
И за калиткой стану - подожду".
29
Читаю: "Всё проведал этот зверь.
С тобою он стреляться, верно, станет;
И если ты убьешь его теперь -
Тогда, тогда и счастие настанет.
Я верую, ты тоже сердцем верь,
Оно меня, я знаю, не обманет.
Я убегу в деревню за тобой,
И там твоею стану я женой.
30
А послезавтра в восемь приходи
На монастырь и стань там у забора
И на калитку с улицы гляди -
Хоть на часок уйду из-под надзора,-
Стой там в тени и терпеливо жди.
Как восемь станет бить, приду я скоро.
Недаром злые видела я сны!
Но верь ты мне, мы будем спасены".
31
Без опыта, без денег и без сил,
У чьей груди я мог искать спасенья?
Серебряный я кубок свой схватил,
Что подарила мать мне в день рожденья,
И пенковую трубку, что хранил
В чехле, как редкость, полную значенья,
Был и бинокль туда же приобщен
И с репетиром золотой Нортон.
32
Тебе в могилу тихую привет,
Мой старый друг, я, старец, посылаю.
Ты был у нас деканом много лет,
К тебе, бывало, еду и читаю
Я грешные стихи, пускаясь в свет,
И за полночь мы за стаканом чаю
Сидим, вникаем в римского певца...
Тебя любил и чтил я как отца!
33
Зачем всю дрянь к наставнику я вез?
Но лишь вошел, он крикнул мне: "Что с вами?"
Я объяснил как мог, повеся нос,
И вдруг, как мальчик, залился слезами.
Меня он обнял и почти донес
До кресла. Сам он с влажными глазами
И с кроткой речью, полною любви,
Стал унимать рыдания мои.
34
"Спасти ее!" - я только мог твердить.
"Спасти-то нужно вас,- расстроить эту
Безумную попытку. Заложить
Немедленно я прикажу карету...
Инспектора вас в карцер посадить
Я попрошу на месяц по секрету.
Когда своей не жаль вам головы,
То хоть ее-то не губите вы".
35
Давно стою, волнуясь, на часах,
И смотрит ярко месяц с тверди синей,
Спит монастырский двор в его лучах,
С церковных крыш блестит колючий иней.
Удастся ли ей вырваться-то? Ах!
И олуха такого быть рабыней!
На колокольне ровно восемь бьет;
Вот заскрипел слегка снежок... Идет!
36
Откинула покров она с чела,
И месяц светом лик ей обдал чистый.
Уже моих колен ее пола
Касается своей волной пушистой,
И на плечо ко мне она легла,
И разом круг объял меня душистый:
И молодость, и дрожь, и красота,
И в поцелуе замерли уста.
37
И я ворвался в этот мир цветов,
Волшебный мир живых благоуханий,
Горячих слез и уст, речей без слов,
Мир счастия и пылких упований,
Где как во сне таинственный покров
От нас скрывает всю юдоль терзаний.
Нельзя душой и блекнуть и цвести,-
Я в этот миг не мог сказать "прости".
38
А вам не жаль? Чего? - спросить бы надо:
Что был я глуп, или что стал умней?
Какая же за это мне награда?
Бывало, точно, и не спишь ночей,
Но сладок был и самый кубок яда;
Зато теперь чем дальше, тем горчей:
Всё те же рельсы и машина та же,
И мчит тебя, как чемодан в багаже.
39
Дня через два хозяйка за столом
Вдруг говорит: "А наши молодые
Уехали - и старики вдвоем
Остались. Он сказал, что там большие
В деревне хлопоты у них. Кругом
Падеж скота, и есть дела другие.
А вы чем сыты, молодой народ,
Что капельки вы не берете в рот?"
40
Затем,- затем настал конец. А вы
Простите, если сказка надоела.
Я скоро сам уехал из Москвы,
И мне писали: Лиза овдовела.
Поздней искал я милостей вдовы,
Но свидеться она не захотела.
Болтали - там... какой-то генерал...
А может быть, кто говорил - соврал.
