Он долго тяжело дышал
И бледный лоб рукой сжимал,
Как бы борясь в последний раз
С земными муками; потом,
Оборотясь ко мне лицом,
Сказал мне тихо: "Смертный час
Уж близок... правда или нет,
Но в миг последний, говорят.
Нас озаряет правды свет
И тайна жизни нам ясна
Становится - увы! навряд!
Но - может быть! Пока темна
Мне жизнь, как прежде". И опять
Он стал прерывисто дышать,
И ослабевшей головой
Склонился... Несколько минут
Молчал и, вновь борясь с мечтой,
Он по челу провел рукой.
"Вот наконец они заснут -
Изочтены им были дни -
Они заснут... но навсегда ль?" -
Сказал он тихо. - "Кто они?" -
С недоуменьем я спросил.
"Кто? - отвечал он. - Силы! Жаль
Погибших даром мощных сил.
Но точно ль даром? Неужель
Одна лишь видимая цель
Назначена для этих сил?
О нет! я слишком много жил,
Чтоб даром жить. Отец любви,
Огня-зиждителя струю,
Струю священную твою
Я чувствовал в своей крови,
Страдал я, мыслил и любил-
Довольно... Я недаром жил".
Замолк он вновь; но для того,
Чтоб в памяти полней собрать
Пути земного своего
Воспоминанья, он отдать
Хотел отчет себе во всем,
Что в жизни он успел прожить,
И, приподнявшися потом,
Стал тихо, твердо говорить.
Я слушал... В памяти моей
Доселе исповедь жива;
Мне часто в тишине ночей
Звучат, как медь, его слова.
