"Скажи нам атаман честной,
Как жил ты в стороне родной;
Чай, прежний жар в тебе и ныне
Не остывает от годов.
Здесь под дубочком ты в пустыне
Потешишь добрых молодцов! "
- Отец мой, век свой доживая,
Был на второй жене женат;
Она красотка молодая,
Он был и знатен и богат...
Перетерпевши лет удары,
Когда захочет сокол старый
Подругу молодую взять,
Так он не думает, не чует,
Что после будет проклинать.
Он всё голубит, всё милует;
К нему ласкается она,
Его хранит в минуту сна.
Но вдруг увидела другого,
Не старого, а молодого.
Лишь первая приходит ночь,
Она без всякого зазренья
Клевком лишит супруга зренья
И от гнезда помчится прочь!
...........................
Пиры, веселья забывая
И златоструйное вино,
И дом, где, чашу наполняя,
Палило кровь мою оно;
Как часто я чело покоил
В каленах мачехи моей,
И с нею вместе козни стоил
Против отца, среди ночей.
Ее пронзительных лобзаний
Огонь впивал я в грудь свою.
Я помню ночь страстей, желаний
Мольбы, угроз и заклинаний,
Но слезы злобы только лью!..
Бог весть: меня она любила,
Иль это был притворный жар?
И мысль печальну утаила,
Чтобы верней свершить удар?
Иль мнила, что она любима,
Порочно страстию дыша?
Кто знает: женская душа
Как океан неисследима!..
И дни летели. Час настал!
Уж греховодник в дни младые,
Я как пред казнию дрожал...
Гремят проклятья роковые.
Я принужден, как некий тать,
Из дому отчего бежать.
О сколько мук! Потеря чести!
Любовь, и стыд, и нищета!
Вражда непримиримой мести
И гнев отца!.. За ворота
Бежал я сирый, одинокий,
И, обратившись, бросил взор,
С проклятием на дом высокий,
На тот пустой, унылый двор,
На пруд заглохший, сад широкий!..
В безумье мрачном и немом
Желал, чтоб сжег небесный гром:
И стол, за коим я с друзьями
Пил чашу радости и нег,
И речки безымянной брег,
Всегда покрытый табунами,
Где принял он удар свинца,
И возвышенные стремнины,
И те коварные седины
Неумолимого отца;
И очи, очи неземные,
И грудь, и плечи молодые,
И сладость тайную отрад,
И уст неизлечимый яд;
И ту зеленую аллею,
Где я в лобзаньях утопал,
И ложе то, где я... и с нею,
И с этой мачехой лежал!..
В лесах, изгнанник своевольный,
Двумя жидами принят я:
Один властями недовольный,
Купец, обманщик и судья;
Другой служитель Аарона,
Ревнитель древнего закона;
Алмазы прежде продавал,
Как я, изгнанник, беден стал.
Как я искал по миру счастья.
Бродяга пасмурный, скупой
На деньги, на удар лихой,
На поцелуи сладострастья.
Но скрытен, недоверчив, глух
Для всяких просьб, как адский дух!..
Придет ли ночь и мрак печальный,
Идем к дороге столбовой;
Там из страны проезжей дальней
Летит на тройке почтовой.
Раздастся выстрел. С быстротой
Свинец промчался непомерной,
Удар губительный и верный!...
С обезображенным лицом
Упал ямщик! Помчались кони!
И редко лишь удар погони
Их не застигнет за леском.
Раз - подозрительна, бледна,
Катилась на небе луна.
Вблизи дороги, перед нами,
Лежал застреленный пришлец;
О, как ужасен был мертвец,
С окровавленными глазами! -
Смотрю... лицо знакомо мне -
Кого ж при трепетной луне
Я узнаю?.. Великий боже!
Я узнаю его... кого же? -
Кто сей погубленный пришлец?
Кому же роется могила?
На чьих сединах кровь застыла? -
О!.. други!..
Это мой отец!..
Я ослабел, упал на землю;
Когда ж потом очнулся, внемлю:
Стучат... жидовский разговор.
Гляжу: сырой еще бугор,
Над ним лежит топор с лопатой,
И два жида считают злато
Перед разложенным костром !..
Промчались дни. На дно речное
Один товарищ мой нырнул.
С тех пор, как этот утонул,
Пошло житье - бытье плохое:
Приему не было в корчмах,
Жить было не где. Отовсюду
Гоняли наглого Иуду.
В далеких дебрях и лесах
Мы укрывалися. Без страха
Не мог я спать, мечтались мне:
Остроги, пытки в черном сне,
То петля гладная, то плаха!..
Исчезли средства прокормленья,
Одно осталось: зажигать
Дома господские, селенья
И в суматохе пировать.
Среди снедающих пожаров
И дом родимый запылал;
Я весь горел и трепетал,
Как в шуме громовых ударов!
Вдруг вижу, раздраженный жид
Младую женщину тащит.
Ее ланиты обгорели
И шелк каштановых волос,
И очи полны, полны слез
На похитителя смотрели.
Я не слыхал его угроз,
Я не слыхал ее молений;
И уж в груди ее торчал -
Кинжал, друзья мои, кинжал!..
Увы! дрожат ее колени,
Она бледнее стала тени.
И перси кровью облились,
И не досказанные пени
С уст посинелых пронеслись.
Пришло Иуде наказанье:
Он в ту же самую весну
Повешен мною на сосну,
На пищу вранам. Состраданья
Последний год меня лишил.
Когда ж я снова посетил
Родные, мрачные стремнины,
Леса, и речки, и долины,
Столь крепко ведомые мне,
То я увидел на сосне:
Висит скелет полуистлевший,
Из глаз посыпался песок,
И коршун, тут же отлетевший,
Тащил руки его кусок...
Бегут года, умчалась младость -
Остыли чувства, сердца радость
Прошла. Молчит в груди моей
Порыв болезненных страстей. -
Одни холодные остатки:
Несчастной жизни отпечатки,
Любовь к свободе золотой,
Мне сохранил мой жребий чудный. -
Старик преступный, безрассудный,
Я всем далек, я всем чужой.
Но жар подавленный очнется,
Когда за волюшку мою
В кругу удалых приведется,
Что чашу полную налью.
Поминки юности забвенной
Прославлю я и шум крамол;
И нож мой, нож окровавленный
Воткну смеясь в дубовый стол!..
