В. Маяковский. Стихотворения. Поэмы


ЮБИЛЕЙНОЕ

       Александр_ Сергеевич_,
       разрешите_ представиться_.
       Маяковский_.
       Дайте руку!
       Вот грудная клетка.
       Слушайте,
       уже не стук, а стон;
       тревожусь я о нем,
       в щенка смиренном львенке.
       Я никогда не знал,
       что столько
       тысяч тонн
       моей
       позорно легкомыслой головенке.
       Я тащу вас.
       Удивляетесь, конечно?
       Стиснул?
       Больно?
       Извините, дорогой.
       У меня,
       да и у вас,
       в запасе вечность.
       Что нам
       потерять
       часок-другой?!
       Будто бы вода -
       давайте
       мчать, болтая,
       Будто бы весна -
       свободно
       и раскованно!
       В небе вон
       луна
       такая молодая,
       что ее
       без спутников
       и выпускать рискованно.
       Я
       теперь
       свободен
       от любви
       и от плакатов.
       Шкурой
       ревности медведь
       лежит когтист.
       Можно
       убедиться,
       что земля поката,-
       сядь
       на собственные ягодицы
       и катись!
       Нет,
       не навяжусь в меланхолишке черной,
       да и разговаривать не хочется
       ни с кем.
       Только
       жабры рифм
       топырит учащенно
       у таких, как мы,
       на поэтическом песке.
       Вред - мечта,
       и бесполезно грезить,
       надо
       весть
       служебную нуду.
       Но бывает -
       жизнь
       встает в другом разрезе,
       и большое
       понимаешь
       через ерунду.
       Нами
       лирика
       в штыки
       неоднократно атакована,
       ищем речи
       точной
       и нагой.
       Но поэзия -
       пресволочнейшая штуковина:
       существует -
       и ни в зуб ногой.
       Например
       вот это -
       говорится или блеется?
       Синемордое,
       в оранжевых усах,
       Навуходоносором
       библейцем -
       "Коопсах".
       Дайте нам стаканы!
       знаю
       способ старый
       в горе
       дуть винище,
       но смотрите -
       из
       выплывают
       Red и White Star'ы
       с ворохом
       разнообразных виз.
       Мне приятно с вами,-
       рад,
       что вы у столика.
       Муза это
       ловко
       за язык вас тянет.
       Как это
       у вас
       говаривала Ольга?..
       Да не Ольга!
       из письма
       Онегина к Татьяне.
       - Дескать,
       муж у вас
       дурак
       и старый мерин,
       я люблю вас,
       будьте обязательно моя,
       я сейчас же
       утром должен быть уверен,
       что с вами днем увижусь я. -
       Было всякое:
       и под окном стояние,
       письма,
       тряски нервное желе.
       Вот
       когда
       и горевать не в состоянии -
       это,
       Александр Сергеич,
       много тяжелей.
       Айда, Маяковский!
       Маячь на юг!
       Сердце
       рифмами вымучь -
       вот
       и любви пришел каюк,
       дорогой Владим Владимыч.
       Нет,
       не старость этому имя!
       Тушу
       вперед стремя,
       я
       с удовольствием
       справлюсь с двоими,
       а разозлить -
       и с тремя.
       Говорят -
       я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
       Entre nous..-
       чтоб цензор не нацыкал.
       Передам вам -
       говорят -
       видали
       даже
       двух
       влюбленных членов ВЦИКа.
       Вот -
       пустили сплетню,
       тешат душу ею.
       Александр Сергеич,
       да не слушайте ж вы их!
       Может,
       я
       один
       действительно жалею,
       что сегодня
       нету вас в живых.
       Мне
       при жизни
       с вами
       сговориться б надо.
       Скоро вот
       и я
       умру
       и буду нем.
       После смерти
       нам
       стоять почти что рядом:
       вы на Пе,
       а я
       на эМ.
       Кто меж нами?
       с кем велите знаться?!
       Чересчур
       страна моя
       поэтами нища.
       Между нами
       - вот беда -
       позатесался Надсон.
       Мы попросим.
       чтоб его
       куда-ниоудь
       на Ща!
       А Некрасов
       Коля,
       сын покойного Алеши,-
       он и в карты,
       он и в стих,
       и так
       неплох на вид.
       Знаете его?
       вот он
       мужик хороший.
       Этот
       вам компания -
       пускай стоит.
       Что ж о современниках?!
       Не просчитались бы,
       за вас
       полсотни отдав.
       От зевоты
       скулы
       разворачивает аж!
       Дорогойченко,
       Герасимов,
       Кириллов.
       Родов -
       кар он
       однаробразный пейзаж!
       Ну Есенин.
       мужиковствующих свора.
       Смех!
       Коровою
       в перчатках лаечных.
       Раз послушаешь..
       но это ведь из хора!
       Балалаечник!
       Надо,
       чтоб поэт
       и в жизни был мастак.
       Мы крепки,
       как спирт в полтавском штофе.
       Ну, а что вот Безыменский?!
       Так...
       ничего...
       морковный кофе.
       Правда,
       есть
       у нас
       Асеев
       Колька.
       Этот может.
       Хватка у него
       моя.
       Но ведь надо
       заработать сколько!
       Маленькая,
       но семья.
       Были б живы -
       стали бы
       по Лефу соредактор.
       Я бы
       и агитки
       вам доверить мог.
       Раз бы показал:
       - вот так-то, мол,
       и так-то...
       Вы б смогли -
       у вас
       хороший слог.
       Я дал бы вам
       жиркость
       и сукна,
       в рекламу б
       выдал
       гумских дам.
       (Я даже
       ямбом подсюсюкнул,
       чтоб только
       быть
       приятней вам.)
       Вам теперь
       пришлось бы
       бросить ямб картавый.
       Нынче
       наши перья -
       штык
       да зубья вил,-
       битвы революций
       посерьезнее "Полтавы",
       и любовь
       пограндиознее
       онегинской любви.
       Бойтесь пушкинистов.
       Старомозгий Плюшкин,
       перышко держа,
       полезет
       с перержавленным.
       - Тоже, мол,
       у лефов
       появился
       Пушкин.
       Вот арап!
       а состязается -
       с Державиным... -
       Я люблю вас,
       но живого,
       а не мумию.
       Навели
       хрестоматийный глянец.
       Вы
       по-моему
       при жизни
       - думаю -
       тоже бушевали.
       Африканец!
       Сукин сын Дантес!
       Великосветский шкода.
       Мы б его сбросили:
       - А ваши кто родители?
       Чем вы занимались
       до 17-го года? -
       Только этого Дантеса бы и видели.
       Впрочем,
       что ж болтанье!
       Спиритизма вроде.
       Так сказать,
       невольник чести...
       пулею сражен...
       Их
       и по сегодня
       много ходит -
       всяческих
       охотников
       до наших жен.
       Хорошо у нас
       в Стране Советов.
       Можно жить,
       работать можно дружно.
       Только вот
       поэтов,
       к сожаленью, нету -
       впрочем, может,
       это и не нужно.
       Ну, пора:
       рассвет
       лучища выкалил.
       Как бы
       милиционер
       разыскивать не стал.
       На Тверском бульваре
       очень к вам привыкли.
       Ну, давайте,
       подсажу
       на пьедестал.
       Мне бы
       памятник при жизни
       полагается по чину.
       Заложил бы
       динамиту
       - ну-ка,
       дрызнь!
       Ненавижу
       всяческую мертвечину!
       Обожаю
       всяческую жизнь!
      
       1924