Воздев
печеные
картошки личек,
черней,
чем негр,
не видавший бань,
шестеро благочестивейших католичек
влезло
на борт
парохода "Эспань".
И сзади
и спереди
ровней, чем веревка.
Шали,
как с гвоздика,
с плеч висят,
а лица
обвила
белейшая гофрировка,
как в пасху
гофрируют
ножки поросят.
Пусть заполнится годами
жизни квота -
Стоит
только
вспомнить это диво,
раздирает
рот
зевота
шире Мексиканского залива.
трезвые,
чистые,
как раствор борзой,
вместе,
эскадроном, садятся есть.
Пообедав, сообща
скрываются в уборной.
Одна зевнула -
зевают шесть.
Вместо известных
симметричных мест,
где у жешцин выпуклость,-
у этих выем:
в одной выемке -
серебряный крест,
в другой - медали
со Львом
и с Пием.
Продрав глазенки
раньше, чем
можно, в раю
(ужо!)
отоспятся
лишек оркестром без дирижера
шесть дорожных
вынимают
евангелишек.
Придешь ночью -
сидят и бормочут.
Рассвет в розы -
бормочут, стервозы!
И днем,
и ночью, и в утра, и в полдни
сидят
и бормочут,
дуры господни.
Если ж
день
чуть-чуть
помрачнеет с виду,
сойдут в кабину,
12 галош
наденут вместе
и снова выйдут,
и снова
идет
елейный скулеж.
Мне б
язык испанский!
Я б спросил, взъяренный:
- Ангелицы.
попросту
ответ поэту дайте -
если
люди вы,
то кто ж
тогда
воро/ны?
А если
вы вороны,
почему вы не летаете?
Агитпропщики!
не лезьте вон из кожи.
Весь земной
обревизуйте шар.
Самый
замечательный безбожник
не придумает
кощунственнее шарж!
Радуйся, распятый Иисусе,
не слезай
с гвоздей своей доски,
а вторично явишься -
сюда
не суйся -
все равно:
повесишься с тоски!
