Этот воздух пусть будет свидетелем -
Безымянная манна его -
Сострадательный, темный, вседеятельный -
Океан без души, вещество...
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры -
Золотые созвездий жиры...
Аравийское месиво, крошево
Начинающих смерть скоростей -
Это зренье пророка подошвами
Протоптало тропу в пустоте -
Миллионы убитых задешево,
Доброй ночи! Всего им хорошего
В холодеющем Южном Кресте.
1 марта 1937
[II]
Посв. М. Ломоносову
Этот воздух пусть будет свидетелем -
Дальнобойное сердце его -
Яд Вердена всеядный и деятельный -
Океан без окна, вещество...1
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры -
Золотые созвездий жиры...
Аравийское месиво, крошево -
Начинающих смерть скоростей.
И не знаешь, откуда берешь его
[Свет размолотых в смерть скоростей]
Свет 2 пропавших без вести вестей -
Недосказано там, недоспрошено,
Недокинуто там в сеть сетей
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей.
Миллионы убитых [задешево] подошвами
Шелестят по сетчатке моей.
Доброй ночи! Всего им хорошего!
Это зренье пророка смертей.
[Начало марта 1937]
1 Вариант ст. 3-4: "Как лесистые крестики метили// [Откупив океан] Океан
или клин боевой".
2 Вариант: "Луч".
[III]
Этот воздух пусть будет свидетелем
Дальнобойное сердце его -
Яд Вердена - всеядный и деятельный
Океан без окна - вещество...
Миллионы убитых задешево
Протоптали тропу в пустоте
Доброй ночи! Всего им хорошего
От лица земляных крепостей!
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры -
Золотые созвездий жиры...
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей -
И своими косыми подошвами
Свет стоит на [подошве] моей,-
Там лежит Ватерлоо - поле новое,
Там от битвы народов светло:
Свет опальный - луч наполеоновый
Треугольным летит журавлем.
Глубоко в черномраморной устрице
Аустерлица забыт огонек,
Смертоносная ласточка шустрится,
Вязнет чумный Египта песок.
Будут люди холодные, хилые
Убивать, холодать, голодать -
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
Неподкупное небо окопное -
Небо крупных оптовых смертей -
За тобой, от тебя - целокупное
Я губами несусь в темноте.
За вор/онки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил:
Развороченных - пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил.
3 марта 1937
[IV]
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
Этот воздух пусть будет свидетелем -
Дальнобойное сердце его -
И в землянках - всеядный и деятельный,
Океан без окна, вещество...
Миллионы убитых задешево
Протоптали тропу в пустоте:
Доброй ночи! всего им хорошего
От лица земляных крепостей...
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры,-
Золотые созвездий жиры...
Аравийское месиво, крошево -
Свет размолотых в луч скоростей -
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей,-
Сквозь эфир, десятично означенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозрачненный
Светлой болью и молью нолей:
И за полем полей - поле новое
Трехугольным летит журавлем -
Весть летит светопыльной обновою
И от битвы давнишней светло...
Весть летит светопыльной обновою:
- Я не Лейпциг, я не Ватерлоо,
Я не битва народов - я новое -
От меня будет свету светло...
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб - от виска до виска,
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
Развивается череп от жизни -
Во весь лоб - от виска до виска,
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится, сам себе снится -
Чаша чаш и отчизна отчизне -
Звездным рубчиком шитый чепец -
Чепчик счастья - Шекспира отец...
Будут люди холодные, хилые
Убивать, холодать, голодать,
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат,-
Неподкупное небо окопное,
Небо крупных оптовых смертей -
За тобой, от тебя - целокупное -
Я губами несусь в темноте,-
За воронки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил -
Развороченных - пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил...
2-10 марта 1937
[V]
СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ
Этот воздух пусть будет свидетелем
Дальнобойное сердце его
И в землянках всеядный и деятельный -
Океан без окна - вещество
До чего эти звезды изветливы -
Все им нужно глядеть - для чего?
В осужденье судьи и свидетеля
В океан без окна - вещество...
Помнит дождь - неприветливый сеятель -
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.
Будут люди холодные, хилые
Убивать, холодать, голодать
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
Научи меня ласточка хилая
Разучившаяся летать
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла управлять.
И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами -
Растяжимых созвездий шатры
Золотые созвездий жиры
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей.
Неподкупное небо окопное
Небо крупных оптовых смертей
За тобой, от тебя - целокупное
Я губами несусь в темноте.-
За воронки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил -
Развороченных - пасмурный оспенный
И приниженный гений могил.
Хорошо умирает пехота
И поет хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой Швейка
И над птичьим копьем Дон-Кихота
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека -
Им обоим найдется работа
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка -
Эй, товарищество, шар земной!
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб - от виска до виска,
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
Развивается череп от жизни
Во весь лоб от виска до виска
Чистотой своих швов он дразнит себя
Понимающим куполом яснится
Мыслью пенится - сам себе снится
- Чаша чаш и отчизна отчизне
Звездным рубчиком шитый чепец -
Чепчик счастья - Шекспира отец.
Ясность ясеневая и зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками затоваривая
Оба неба с их тусклым огнем.
Нам союзно лишь то, что избыточно
Впереди не провал, а промер
И бороться за воздух прожиточный
Эта слава другим не в пример.
И сознанье свое затоваривая
Самым огненным бытием
Я ль без выбора пью это варево
Свою голову ем под огнем
Слышишь мачеха звездного табора -
Ночь, что будет сейчас и потом?
Наливаются кровью аорты
И звучит по рядам шепотком:
Я рожден в девяносто четвертом
Я рожден в девяносто втором
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.
[VI]
СОЛДАТ № 3
Этот воздух пусть будет свидетелем -
Дальнобойное сердце его, -
И в землянках всеядный и деятельный
Океан без окна - вещество...
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб - от виска до виска,-
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
Развивается череп от жизни
Во весь лоб - от виска до виска,-
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится - сам себе снится -
Чаша чаш и отчизна [отчизне] -
Звездным рубчиком шитый чепец -
Чепчик счастья - Шекспира отец.
Миллионы убитых задешево
Притоптали тропу в пустоте -
Доброй ночи - всего им хорошего
От лица земляных крепостей...
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами -
[Золотые] Растяжимых созвездий шатры -
Золотые [созвездий] убийства жиры.
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей -
И своими косыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей.
Сквозь эфир, десятичноозначенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозрачненный
Светлой болью и молью нолей.
И за полем полей - поле новое
Трехугольным летит журавлем -
Весть летит светопыльной обновою -
И от битвы давнишней светло.
Необутая, светлоголовая,
Удаляющаяся за обзор
Мякоть света бескровно-кленовая
Хочет всем рассказать свой позор.
Ясность ясеневая, зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Как бы обмороком затоваривая
Оба неба с их тусклым огнем.
Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди не провал, а промер,
И бороться за воздух прожиточный -
Эта слава другим не в пример.
И сознанье свое затоваривая
Полуобморочным бытием,
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнем?
Для чего ж заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Если белые звезды обратно,
Чуть-чуть красные, мчатся в свой дом?
Чуешь, мачеха звездного табора -
Ночь,- что будет сейчас и потом?
Напрягаются кровью аорты
И звучит по рядам шепотком:
Я рожден в девяносто четвертом...
Я рожден в девяносто втором...
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом -
Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье
Января - в девяносто одном
Ненадежном году - в то столетье,
От которого [сердцу темно] тёмно и днем.
Но окончилась та перекличка
И пропала, как весть без вестей,
И по выбору совести личной
По указу великих смертей.
Я - дичок испугавшийся света,
Становлюсь рядовым той страны,
У которой попросят совета
Все кто жить и воскреснуть должны.
И союза ее гражданином
Становлюсь на призыв и учет,
И вселенной ее семьянином
Всяк живущий меня назовет...
Будут люди холодные, хилые
Убивать, голодать, холодать,
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
Неподкупное небо окопное,
Небо крупных оптовых смертей,
За тобой, от тебя целокупное -
Я губами несусь в темноте,-
За воронки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил -
Развороченных - пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил...
27 марта - 5 апреля 1937
[VII]
СОЛДАТ № 3
Этот воздух пусть будет свидетелем -
Дальнобойное сердце его, -
И в землянках всеядный и деятельный
Океан без окна - вещество...
Миллионы убитых задешево
Притоптали тропу в пустоте -
Доброй ночи - всего им хорошего
От лица земляных крепостей...
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей -
И своими босыми подошвами
Свет стоит на сетчатке моей.
Сквозь эфир, десятично означенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозрачненный
Светлой болью и молью нолей.
И за полем полей - поле новое
Треугольным летит журавлем -
Весть летит светопыльной обновою -
И от битвы давнишней светло.
Для того ль должен <череп> развиться
Во весь лоб - от виска до виска,-
Чтоб в его дорогие глазницы
Не могли не вливаться войска?
Развивается череп от жизни
Во весь лоб - от виска до виска,-
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится - сам себе снится -
Чаша чаш и отчизна отчизне -
Звездным рубчиком шитый чепец -
Чепчик счастья - Шекспира отец.
Хорошо умирает пехота,
И поет хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой Швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека:
Им обоим найдется работа.
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка -
Эй, товарищество - шар земной!
И сознанье свое затоваривая
Полуобморочным бытием,
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнем?
Для чего ж заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Если белые звезды обратно,
Чуть-чуть красные, мчатся в свой дом?
Слышишь, мачеха звездного табора -
Ночь,- что будет сейчас и потом?
Напрягаются кровью аорты
И звучит по рядам шепотком:
Я рожден в девяносто четвертом...
Я рожден в девяносто втором...
И в кулак зажимая истертый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом -
Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье
Января - в девяносто одном
Ненадежном году - в то столетье,
От которого темно и днем.
Но окончилась та перекличка
И пропала, как весть без вестей,
И по выбору совести личной
По указу великих смертей.
Я - дичок испугавшийся света,
Становлюсь рядовым той страны,
У которой попросят совета
Все кто жить и воскреснуть должны.
И союза ее гражданином
Становлюсь на призыв и учет,
И вселенной ее семьянином
Всяк живущий меня назовет...
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
