Л.А. Мей. Стихотворения.


ОБМАН

       За цепь жемчужную, достойную плеча
       И шеи царственной, в восторге, Фаустина
       Серебрянику Каю, сгоряча,
       Дала мильон сестерций!.. Два рубина,
       Как будто в тот же миг окрашены в крови,
       Смыкали эту цепь наперсную любви...
       Но старый казначей был знатоком отменным
       И жемчугу и камням драгоценным.
       "Императрица, если ты велишь,
       Я отпущу мильон сестерций негодяю,
       Всё ожерелие - подложное... Гони ж
       Его скорее прочь, - а кесарю ни слова", -
       Промолвил казначей.
       Да кесаря другого,
       Дослышливей, чем кесарь Галлиен,
       И не было тогда, и нет теперь такого:
       Всё - уши у него, от потолка до стен.
       И услыхал... Сенатским приговором
       Объявлен Кай мошенником и вором
       И к цирку присужден, на растерзанье львам,
       И кесарь приговор скрепил законно сам...
      
       Обрадовался Рим!.. Давно уже гражд'ане
       Квиритской кровию не тешили свой взор,
       И не забавен был им смертный приговор;
       Всё варвары одни да христиане,
       Кто с гордою улыбкой, кто с мольбой,
       Встречали в цирке смерть и с ней вступали
       в бой...
       Но вот сограждане, с всемирными правами,
       Погибнуть обречен под львиными когтями!..
       Какой нежданный случай! В Колизей
       С утра все выходы и входы осаждала
       Несметная толпа и не ждал'ося ей.
       И вся она волной прибойной грохотала...
      
       Но двери отперлись, и шумная толпа,
       Сама собой оглушена, слепа,
       Снизалась в нить голов на мраморных ступенях
       Амфитеатра...
       Вот на сглаженном песке,
       В предчувствии последних мук, в тоске,
       Стоит преступник сам на трепетных коленях.
       Последней бледностью оделося чело,
       Последняя слеза повисла на реснице,
       И Феб над ним летит, как будто бы на зло,
       В своей, сверкающей всей жизнью, колеснице.
      
       Ждут кесаря... И в ложу он вошел,
       И Фаустина с ним, в глазах ее томленье
       И тайная мольба; но римский произвол,
       Казня, не миловал... Еще одно мгновенье -
       И дрогнул цирк, и, заскрипев, снялась
       С заржавленных петлей железная решетка,
       И на арену вылетел - каплун...
       О!.. Если б Зевс сломил свой пламенный перун,
       Иль потонула бы хароновская лодка,
       Навряд ли были б так сотрясены сердца
       Всех зрителей с конца и до конца,
       И не были бы так изумлены и жалки
       Отцы-сенаторы, фламины и весталки
       С опушенным перстом...
       "Все в жизни - прах и тлен,
       Отцы-сенаторы! - промолвил Галлиен,
       Зевнул и выходя с супругою из ложи: -
       Он обманул, - ну вот - и сам обманут тоже! "
      
       (1 июля 1861 г.)