(Вместо 1-8 Автограф)
Из игорной, где шумно и душно,
Перешли мы в газетную. Тут
Журналистике русской радушно
Клуб устроил комфортный приют.
(Вместо 49-54)
У меня есть приятель (без меры
Он в французские книги влюблен
Чтоб не испортить карьеры
Он скрывает свой ум, но умен)
Мы однажды с ним весело пили
И он вдруг мне сказал от души:
"Мне вчера ваши вирши хвалили,
И должно быть они хороши".
(Я надеюсь, того не обижу,
Чьи слова привожу?) "Почему?"
- "Потому, что я их ненавижу!
Мрак и стон! Ну, скажите, к чему
Час досуга, за утренним чаем
Я испорчу бесплодной тоской?
(После 72)
Если есть исключенья позорные
Ты же ими гнушаешься, друг!
Пусть взойдут семена животворные
Честной правды, Свободы, Наук...
Ну, достаточно!..
(130-131)
Говоришь: двадцать три мужика
Захворали... обман и коварство!
(Вместо 147-150)
Он до ужаса гадок. Таскает
Пробки, карты домой, если вы
Не доели куска - доедает.
Презирают его, но, увы!
В день играет три партии виста,
Он находит товарищей в вист
"Что-ж? ведь в клубе играет он чисто!"
Да! но сам-то уж очень нечист!..
(151-154)
Но сидит среди праздных местечек
У стола перед кипой газет,
Постоянно один человечек
Он мизерен невзрачен тщедушен и сед
Желт как мумия, крови в нем нет.
(180-182)
И Дарвина в печать провели,
Кровопийцу Прудона, злодея
Бокля выше небес вознесли
(248-250)
Мне одна поэтесса дала
В маскараде... но бабу-нахалку
Не удержишь... давно умерла
(283-286)
Нет, перед ними я право не грешен,
Я карманы их свято берег!.."
(Заключением этим утешен,
Улыбнулся я старцу как мог)
(294-296)
Всё что хочет решать,
Что отцу его было святыней,
В то дерзает он грязью кидать.
(Вместо 310-311)
На Васильевский прочу его
Убеждаю: "По многим причинам
Не мешает туда поступить,
Можешь выйти с порядочным чином
Да и высших наук прихватить!"
Даже - льщу! но успею едва ли!
