И.С. Никитин. Стихотворения.

МЕРТВОЕ ТЕЛО

       Парень-извозчик в дороге продрог,
       Крепко продрог, тяжело занемог.
      
       В грязной избе он на печке лежит,
       Горло распухло, чуть-чуть говорит.
      
       Ноет душа от тяжелой тоски:
       Пашни родные куда далеки!
      
       Как на чужой стороне умереть!
       Хоть бы на мать, на отца поглядеть!..
      
       В горе товарищи держат совет:
       "Ну-ка умрет, - попадем мы в ответ!
      
       Из дому паспортов не взяли мы -
       Ну-ка умрет, - не уйдем от тюрьмы! "
      
       Дворник встревожен, священника ждет:
       Медленным шагом священник идет.
      
       Встали извозчики, встал и больной;
       Свечка горит пред иконой святой,
      
       Белая скатерть на стол постлана,
       В душной избе тишина, тишина...
      
       Кончил молитву священник седой,
       Вышли извозчики за дверь толпой.
      
       Парень шатается, дышит с трудом,
       Старец стоит недвижим со крестом.
      
       "Страшен суд божий! покайся, мой сын!
       Бог тебя слышит да я лишь один..."
      
       "Батюшка!.. грешен!.." - больной простонал;
       Пал на колени и громко рыдал.
      
       Грешника старец во всем разрешил,
       Крови и плоти святой приобщил,
      
       Сел, написал: вот такой приобщен.
       впотьмах Дворнику легче: исполнен закон.
      
       Полночь. Все в доме уснули давно.
       В душной избе, как в могиле, темно.
      
       Скупо в углу рукомойник течет,
       Капля за каплей звук издает.
      
       Мерно кузнечик кует в тишине,
       Кто-то невнятно бормочет во сне.
      
       Ветер печально поет под окном,
       Воет-голосит, господь весть о ком.
      
       Тошно одному мужику:
       Сны-вещуны навевают тоску.
      
       С жесткой постели в раздумье он встал,
       Ощупью печь и лучину сыскал,
      
       Красное пламя из угля добыл,
       Ярко больному лицо осветил.
      
       Тих он лежит, на лице доброта,
       Впалые щеки белее холста.
      
       Свесились кудри, открыты глаза,
       В мертвых глазах не обсохла слеза.
      
       Вздрогнул извозчик. "Ну вот, дождались!"
       Дворника будит: "Проснись-подымись!"
      
       - "Что там?" - "Товарищ наш мертвый
       лежит..."
       Дворник вскочил, как безумный глядит...
      
       "Ох, попадете, ребята, в беду!
       Вы попадете, и я попаду!
      
       Как это паспортов, как не иметь!
       Знаешь начальство... не станет жалеть!.."
      
       Вдруг у него на душе отлегло.
       "Тсс... далеко ли, брат, ваше село?"
      
       - "Верст этак двести... не близко, родной!"
       - "Нечего мешкать! ступайте домой!
      
       Мертвого можно одеть-снарядить,
       В сани ввалить да веретьем покрыть;
      
       Подле села его выньте на свет:
       Умер дорогою - вот и ответ!"
      
       Думает-шепчется проснувшийся люд.
       Ехать не радость, не радость и суд.
      
       Помочи, видно, тут нечего ждать...
       Быть тому так, что покойника взять.
      
       Белеет снег в степи глухой,
       Стоит на ней ковыль сухой;
       Ковыль сухой и стар и сед,
       Блестит на нем мороза след.
       Простор и сон, могильный сон,
       Туман, что дым, со всех сторон,
       А глубь небес в огнях горит;
       Вкруг месяца кольцо лежит;
       Звезда звезде приветы шлет,
       Холодный свет на землю льет.
       В степи глухой обоз скрипит;
       Передний конь идет-храпит.
       Продрог мужик, глядит на снег,
       С ума нейдет в селе ночлег,
       В своем селе он сон найдет,
       Теперь его все страх берет:
       Мертвец за ним в санях лежит,
       Живому степь бедой грозит,
       Мелькнула тень, зашла вперед,
       Растет седой и речь ведет:
       "Мертвец в санях! Мертвец в санях!.."
       Вскочил мужик, на сердце страх,
       По телу дрожь, тоска в груди...
       "Товарищи! Сюда иди!
       Эй, дядя Петр! Мертвец встает!
       Мервец встает, ко мне идет!"
       Извозчики на клич бегут,
       О чуде речь в степи ведут.
       Блестиит ковыль, сквозь чуткий сон
       Людскую речь подслушал он...
      
       Вот уж покойник в родимом селе.
       Убран, лежит на дубовом столе.
       Мать к мертвецу припадает на грудь:
       "Сокол мой ясный, скажи что-нибудь!
       Как без тебя мне свой век коротать,
       Горькое горе встречать-провожать!.."
       "Полно, старуха! - ей муж говорит, -
       Полно, касатка!" - и плачет навзрыд.
       Чу! Колокольчик звенит и поет,
       Ближе и ближе - и смолк у ворот.
       Грозный чиноывник в избушку спешит,
       Дверь отворил, на пороге кричит:
       "Эй, старшина! Понятых собери!
       Слышишь, каналья? Да живо смотри!.."
       Все он проведал, про все разузнал,
       Доктора взял и на суд прискакал.
       Труп обнажили. И вот, второпях,
       В фартуке белом, в зеленых очках,
       По локоть доктор рукав завернул,
       Отсрою сталью над трупом сверкнул.
       Вскрикнула мать:"Не дадим, не дадим!
       Сын это мой! Не ругайся над ним!
       Сжалься родной! Отступись - отойди!
       Мать свою вспомни... во грех не входи!.."
       - "Вывести бабу!" - чиновник сказал.
       Доктор на трупе пятно отыскал.
       Бедным извозчикам сделан допрос,
       Обнял их ужас - и кто что понес..
       Жаль вас, родимые! Жаль соколы!
       "Эй, старшина! Подавай кандалы!"
      
       (1858)