И.С. Никитин. Стихотворения.


Ночлег извозчиков

       Далёко, далёко раскинулось поле,
       Покрытое снегом что белым ковром,
       И звезды зажглися, и месяц, что лебедь,
       Плывет одиноко над сонным селом.
      
       Бог знает откуда с каким-то товаром
       Обоз по дороге пробитой идет:
       То взъедет он тихо на длинную гору,
       То в темной лощине из глаз пропадет.
      
       И вот на дороге он вновь показался
       И на гору стал подниматься шажком;
       Вот слышно, как снег заскрипел под санями
       И кони заржали под самым селом.
      
       В овчинных тулупах, в коломенских шапках,
       С обозом, и с правой и с левой руки,
       В лаптях и онучах, в больших рукавицах,
       Кряхтя, пожимаясь, идут мужики.
      
       Избились их лапти от дальней дороги,
       Их жесткие лица мороз заклеймил,
       Высокие шапки, усы их и брови
       И бороды иней пушистый покрыл.
      
       Подходят они ко дворам постоялым;
       Навстречу им дворник спешит из ворот
       И шапку снимает, приветствуя словом:
       "Откудова, братцы, господь вас несет? "
      
       - "Да едем вот с рыбой в Москву из Ростова, -
       Передний извозчик ему отвечал, -
       А что на дворе-то, не тесно ль нам будет? -
       Теперь ты, я чаю, нас вовсе не ждал".
      
       - "Для доброго гостя найдется местечко, -
       Приветливо дворник плечистый сказал
       И, рыжую бороду тихо погладив,
       Слегка ухмыляясь, опять продолжал: -
      
       Ведь я не таков, как сосед-прощелыга,
       Готовый за грош свою душу продать;
       Я знаю, как надо с людьми обходиться,
       Кого как приветить и чем угощать.
      
       Овес мой овинный, изба-та же баня,
       Не как у соседа, - зубов не сберешь;
       И есть, где прилечь, посидеть, обсушиться,
       А квас, то есть брага, и нехотя пьешь.
      
       Въезжайте-ка, братцы; нам стыдно считаться:
       Уж я по приятельски вас угощу,
       И встречу, как водится, с хлебом и солью,
       И с хлебом и солью с двора отпущу".
      
       Послушались дворника добрые люди:
       На двор поместились, коней отпрягли,
       К саням привязали и корму им дали,
       И в теплую избу чрез сени вошли.
      
       Сняв шапки, святым образам помолились,
       Обчистили иней пушистый с волос,
       Разделись, тулупы на нары поклали
       И речь завели про суровый мороз.
      
       Погрелись близ печки и руки помыли,
       И, грудь осенивши широким крестом,
       Хозяйке хлеб-соль подавать приказали,
       И ужинать сели за длинным столом.
      
       И вот, в сарафане, покрытая кичкой,
       К гостям молодая хозяйка вошла,
       Сказала: "Здорово, родные, здорово! "
       И каждому порознь поклон отдала;
      
       По крашеной ложке им всем разложила,
       И соли в солонке и хлеб подала,
       И в чашке глубокой с надтреснутым краем
       Из кухни горячие щи принесла.
      
       И блюдо за блюдом пошла перемена...
       Извозчики моча и дружно едят,
       И пот начинает с них градом катиться,
       Глаза оживились, и лица горят.
      
       "Послушай, хозяюшка! - молвил извозчик,
       С трудом проглотивши свинины кусок: -
       Нельзя ли найти нам кваску-то получше,
       Ведь этот слепому глаза продерет".
      
       -"И, что ты родимый! квасок-та что брага,
       Его и купцам доводилося пить".
       - "Спасибо, хозяйка! - сказал ей извозчик, -
       Не скоро нам брагу твою позабыть".
      
       - "Ну, полноте спорить, вишь с бабой связался! -
       Промолвил другой, обтирая усы. -
       Аль к тёще приехал с женою на праздник?
       Что есть, то и ладно, а нет- не проси".
      
       -"Вестимо, Данилыч, -сказал ему третий: -
       За хлебом и солью шуметь не рука;
       Ведь мы не бояре: что есть, тем и сыты...
       А ну-ка, хозяюшка, дай-ка гуська! "
      
       - "Эх, братцы! - рукою расправивши кудри,
       Товарищам молвил детина один. -
       Раз ездил я летом в Макарьев на тройке,
       Нанял меня, знаешь, купеческий сын.
      
       Ну что за раздолье мне было в дороге!
       Признаться, уж попил тогда я винца!
       Как свистнешь, бывало, и тронешь лошадок,
       Захочешь потешить порой молодца, -
      
       И птицей несется залетная тройка,
       Лишь пыль подымается черным столбом,
       Звенит колокольчик, и версты мелькают,
       На небе ни тучки, и поле кругом.
      
       В лицо ветерок подувает навстречу,
       И на сердце любо, и пышет лицо...
       Приехал в деревню: готова закуска,
       И дворника дочка подносит винцо.
      
       А вечером, знаешь, мой купчик удалый,
       Как этак порядком уже подгульнёт,
       На улицу выйдет, вся грудь нараспашку,
       Вокруг себя парней толпу соберет,
      
       Оделит деньгами и весело крикнет:
       "А ну-ка, валяй: "Не белы-то снеги!.."
       И парни затянут, и сам он зальется,
       И тут уж его кошелек береги.
      
       Бывало, шепнешь ему: "Яков Петрович!
       Припрячь кошелек-то, - ведь спросит отец".
       - "Молчи, брат! за словом в карман не полезу!
       В товаре убыток - и делу конец"".
      
       Так, сидя на лавках за хлебом и солью,
       Смеясь, мужички продолжают рассказ,
       И, стоя близ печки, качаясь в дремоте,
       Их слушает дворник, прищуривши глаз,
      
       И думает сам он с собою спросонок:
       "Однако, от этих барыш мне придет!
       Овса-то, вот видишь, по мерочке взяли,
       А есть - так один за троих уберет.
      
       Куда ж это, господи, все уложилось!
       Баранина, щи, поросенок и гусь,
       Лапша и свинина, и мед на заедки...
       Ну, я же по-своему с ними сочтусь".
      
       Вот кончился ужин. Извозчики встали...
       Хозяйка мочалкою вытерла стол,
       А дворник внес в избу охапку соломы,
       Взглянул исподлобья и молча ушел.
      
       Проведав лошадок, сводив их к колодцу,
       Извозчики снова все в избу вошли,
       Постлали постель, помолилися богу,
       Разделись, разулись и спать залегли.
      
       И все замолчало... Лишь в кухне хозяйка,
       Поставив посуду на полку рядком,
       Из глиняной чашки, при свете огарка,
       Поила теленка густым молоком.
      
       Но вот наконец и она улеглася,
       Под голову старый зипун положив,
       И крепко на печке горячей заснула,
       Все хлопоты кухни своей позабыв.
      
       Всё тихо... все спят... и давно уже полночь.
       Раскинувши руки, храпят мужики,
       Лишь, хрюкая, в кухне больной поросенок
       В широкой лоханке сбирает куски...
      
       Светать начинает. Извозчики встали...
       Хозяйка остаток огарка зажгла,
       Гостям утереться дала полотенце,
       Ковшом в рукомойник воды налила.
      
       Умылися гости; пред образом стали,
       Молитву, какую умели, прочли
       И к спящему дворнику в избу другую
       За хлеб и хлеб-соль рассчитаться вошли.
      
       Сердитый, спросонок глаза протирая,
       Поднялся он с лавки и счеты сыскал,
       За стол сел, нахмурясь, потер свой затылок
       И молвил: "Ну, кто из вас что забирал? "
      
       - "Забор ты наш знаешь: мы поровну брали;
       А ты вот за ужин изволь положить
       Себе не в обиду и нам не в убыток,
       С тобою хлеб-соль нам вперед чтоб водить".
      
       - "Да что же, давай четвертак с человека:
       Оно хоть и мало, да так уж и быть".
       -"Не много ли будет, почтенный хозяин?
       Богат скоро будешь! нельзя ли сложить? "
      
       -"Нет, складки, ребята не будет и гроша,
       И это цена-то пустяк пустяком;
       А будете спорить - заплатите вдвое:
       Ворота ведь заперты добрым замком".
      
       Подумав, извозчики крепко вздохнули
       И, нехотя вынув свои кошели,
       Хозяину деньги сполна отсчитали
       И в путь свой, в дорогу сбираться пошли.
      
       Всю выручку в сарай сундук положивши,
       Хозяин оделся и вышел во двор
       И, видя, что гости коней запрягают,
       Взял ключ и замок на воротах отпер.
      
       Накинув арканы на шеи лошадок,
       Извозчики стали съезжать со двора.
       "Спасибо, хозяин! - промолвил последний. -
       Смотри, разживайся с чужого добра! "
      
       - "Ну, с богом, любезный! - сказал ему дворник, -
       Еще из-за гроша ты стал толковать!
       Вперед, просим милости, к нам заезжайте,
       Уж нам не учиться, кого как принять! "
      
       (Январь 1854)