Б. Пастернак. Стихотворения. Тт. 1-3.


1.1 "Весь день я спал, и, рушась от загона..."

       Весь день я спал, и, рушась от загона,
       На всем ходу гася в колбасных свет,
       Совсем еще по-зимнему вагоны
       К пяти заставам заметали след.
      
       Сегодня ж ночью, теплым ветром залит,
       В трамвайных парках снег сошел дотла.
       И не напрасно лампа с жаром пялит
       Глаза в окно и рвется со стола.
      
       Гашу ее. Темь. Я ни зги не вижу.
       Светает в семь, а снег, как на/зло, рыж.
       И любо ж, верно, крякать уткой в жиже
       И падать в слякоть, под кропила крыш!
      
       Жует губами грязь. Орут невежи.
       По выбоинам стынет мутный квас.
       Как едется в такую рань приезжей,
       С самой посадки не смежавшей глаз?
      
       Ей гололедица лепечет с дро/жью,
       Что время позже, чем бывает в пять.
       Распутица цепляется за вожжи,
       Торцы грозятся в луже искупать.
      
       Какая рань! В часы утра такие,
       Стихиям четырем открывши грудь,
       Лихие игроки, фехтуя кием,
       Кричат кому-нибудь: счастливый путь!
      
       Трактирный гам еще глушит тетерю,
       Но вот, сорвав отдушин трескотню,
       Порыв разгула открывает двери
       Земле, воде, и ветру, и огню.
      
       Как лешие, земля, вода и воля
       Сквозь сутолоку вешалок и шуб
       За голою русалкой алкоголя
       Врываются, ища губами губ.
      
       Давно ковры трясут и лампы тушат,
       Не за горой заря, но и скорей
       Их четвертует трескотня вертушек,
       Кроит на части звон и лязг дверей.
      
       И вот идет подвыпивший разиня.
       Кабак как в половодье унесло.
       По лбу его, как по галош резине,
       Проволоклось раздолий помело.
      
       Пространство спит, влюбленное в пространство,
       И город грезит, по уши в воде,
       И море просьб, забывшихся и страстных,
       Спросонья плещет неизвестно где.
      
       Стоит и за сердце хватает бормот
       Дворов, предместий, мокрой мостовой,
       Калиток, капель... Чудный гул без формы,
       Как обморок и разговор с собой.
      
       В раскатах затихающего эха
       Неистовствует прерванный досуг:
       Нельзя без истерического смеха
       Лететь, едва потребуют услуг.
      
       "Ну и калоши. Точно с людоеда.
       Так обменяться стыдно и в бреду.
       Да ну их к ляду, и без них доеду,
       А не найду извозчика - дойду".
      
       В раскатах, затихающих к вокзалам,
       Бушует мысль о собственной судьбе,
       О сильной боли, о довольстве малым,
       О синей воле, о самом себе.
       ----------