ПУШКИН. Том I


ГОРОДОК

       (к ***).
      
       Прости мне, милый друг,
       Двухлетнее молчанье:
       Писать тебе посланье
       Мне было недосуг.
       На тройке пренесенный
       Из родины смиренной
       В великий град Петра,
       От утра до утра
       Два года все кружился
       Без дела, в хлопотах,
       Зевая, веселился
       В театре, на пирах;
       Не ведал я покоя,
       Увы! ни на часок,
       Как будто у налоя
       В великой четверток
       Измученный дьячок.
       Но слава, слава богу!
       На ровную дорогу
       Я выехал теперь;
       Уж вытолкал за дверь
       Заботы и печали,
       Которые играли,
       Стыжусь, столь долго мной,
       И в тишине святой
       Философом ленивым,
       От шума вдалеке,
       Живу я в городке,
       Безвестностью счастливом.
       Я нанял светлый дом
       С диваном, с камельком;
       Три комнатки простые -
       В них злата, бронзы нет,
       И ткани выписные
       Не кроют их паркет.
       Окошки в сад веселый,
       Где липы престарелы
       С черемухой цветут;
       Где мне в часы полдневны
       Березок своды темны
       Прохладну сень дают;
       Где ландыш белоснежный
       Сплелся с фиалкой нежной,
       И быстрый ручеек,
       В струях неся цветок,
       Невидимый для взора,
       Лепечет у забора.
       Здесь добрый твой поэт
       Живет благополучно;
       Не ходит в модный свет;
       На улице карет
       Не слышит стук докучный;
       Здесь грома вовсе нет;
       Лишь изредка телега
       Скрыпит по мостовой,
       Иль путник, в домик мой
       Пришед искать ночлега,
       Дорожною клюкой
       В калитку постучится...
      
       Блажен, кто веселится
       В покое, без забот,
       С кем втайне Феб дружится
       И маленький Эрот;
       Блажен, кто на просторе
       В укромном уголке
       Не думает о горе,
       Гуляет в колпаке,
       Пьет, ест когда захочет,
       О госте не хлопочет!
       Никто, никто ему
       Лениться одному
       В постели не мешает;
       Захочет - аонид
       Толпу к себе сзывает;
       Захочет - сладко спит,
       На Рифмова склоняясь
       И тихо забываясь.
       Так я, мой милый друг,
       Теперь расположился;
       С толпой бесстыдных слуг
       Навеки распростился;
       Укрывшись в кабинет,
       Один я не скучаю
       И часто целый свет
       С восторгом забываю.
       Друзья мне - мертвецы,
       Парнасские жрецы;
       Над полкою простою
       Под тонкою тафтою
       Со мной они живут.
       Певцы красноречивы,
       Прозаики шутливы
       В порядке стали тут.
       Сын Мома и Минервы,
       Фернейский злой крикун,
       Поэт в поэтах первый,
       Ты здесь, седой шалун!
       Он Фебом был воспитан,
       Издетства стал пиит;
       Всех больше перечитан,
       Всех менее томит;
       Соперник Эврипида,
       Эраты нежный друг,
       Арьоста, Тасса внук -
       Скажу ль?.. отец Кандида -
       Он все, везде велик
       Единственный старик!
       На полке за Вольтером
       Виргилий, Тасс с Гомером
       Все вместе предстоят.
       В час утренний досуга
       Я часто друг от друга
       Люблю их отрывать.
       Питомцы юных граций -
       С Державиным потом
       Чувствительный Гораций
       Является вдвоем.
       И ты, певец любезный,
       Поэзией прелестной
       Сердца привлекши в плен,
       Ты здесь, лентяй беспечный,
       Мудрец простосердечный,
       Ванюша Лафонтен!
       Ты здесь - и Дмитрев нежный,
       Твой вымысел любя,
       Нашел приют надежный
       С Крыловым близ тебя.-
       Но вот наперсник милый
       Психеи златокрылой!
       О добрый Лафонтен,
       С тобой он смел сразиться...
       Коль можешь ты дивиться,
       Дивись: ты побежден!
       Воспитаны Амуром
       Вержье, Парни с Грекуром
       Укрылись в уголок.
       (Не раз они выходят
       И сон от глаз отводят
       Под зимний вечерок).
       Здесь Озеров с Расином,
       Руссо и Карамзин,
       С Мольером-исполином
       Фонвизин и Княжнин.
       За ними, хмурясь важно,
       Их грозный Аристарх
       Является отважно
       В шестнадцати томах.
       Хоть страшно стихоткачу
       Лагарпа видеть вкус,
       Но часто, признаюсь,
       Над ним я время трачу.
      
       Кладбище обрели
       На самой нижней полке
       Все школьнически толки,
       Лежащие в пыли,
       Визгова сочиненья,
       Глупона псалмопенья,
       Известные творенья
       Увы! одним мышам.
       Мир вечный и забвенье
       И прозе и стихам!
       Но ими огражденну
       (Ты должен это знать)
       Я спрятал потаенну
       Сафьянную тетрадь.
       Сей свиток драгоценный,
       Веками сбереженный,
       От члена русских сил,
       Двоюродного брата,
       Драгунского солдата
       Я даром получил.
       Ты, кажется, в сомненье...
       Нетрудно отгадать;
       Так, это сочиненье,
       Презревшие печать.
       Хвала вам, чада славы,
       Враги парнасских уз!
       О князь, наперсник муз,
       Люблю твои забавы;
       Люблю твой колкий стих
       В посланиях твоих,
       В сатире - знанье света
       И слога чистоту,
       И в резвости куплета
       Игриву остроту.
       И ты, насмешник смелый,
       В ней место получил,
       Чей в аде свист веселый
       Поэтов раздражил,
       Как в юношески леты
       В волнах туманной Леты
       Их гуртом потопил;
       И ты, замысловатый
       Буянова певец,
       В картинах толь богатый
       И вкуса образец;
       И ты, шутник бесценный,
       Который Мельпомены
       Котурны и кинжал
       Игривой Талье дал!
       Чья кисть мне нарисует,
       Чья кисть скомпанирует
       Такой оригинал!
       Тут вижу я с Чернавкой
       Подщипа слезы льет;
       Здесь князь дрожит под лавкой,
       Там дремлет весь совет;
       В трагическом смятенье
       Плененные цари,
       Забыв войну, сраженьи,
       Играют в кубари...
       Но назову ль детину,
       Что доброю порой
       Тетради половину
       Наполнил лишь собой!
       О ты, высот Парнаса
       Боярин небольшой,
       Но пылкого Пегаса
       Наездник удалой!
       Намаранные оды,
       Убранство чердаков,
       Гласят из рода в роды:
       Велик, велик - Свистов!
       Твой дар ценить умею,
       Хоть право не знаток;
       Но здесь тебе не смею
       Хвалы сплетать венок:
       Свистовским должно слогом
       Свистова воспевать;
       Но, убирайся с богом,
       Как ты, в том клясться рад,
       Не стану я писать.
      
       О вы, в моей пустыне
       Любимые творцы!
       Займите же отныне
       Беспечности часы.
       Мой друг! весь день я с ними,
       То в думу углублен,
       То мыслями своими
       В Элизий пренесен.
       Когда же на закате
       Последний луч зари
       Потонет в ярком злате,
       И светлые цари
       Смеркающейся ночи
       Плывут по небесам,
       И тихо дремлют рощи,
       И шорох по лесам,
       Мой гений невидимкой
       Летает надо мной;
       И я в тиши ночной
       Сливаю голос свой
       С пастушьею волынкой.
       Ах! счастлив, счастлив тот,
       Кто лиру в дар от Феба
       Во цвете дней возьмет!
       Как смелый житель неба,
       Он к солнцу воспарит,
       Превыше смертных станет,
       И слава громко грянет:
       "Бессмертен ввек пиит!"
      
       Но ею мне ль гордиться,
       Но мне ль бессмертьем льститься?..
       До слез я спорить рад,
       Не бьюсь лишь об заклад,
       Как знать, и мне, быть может,
       Печать свою наложит
       Небесный Аполлон;
       Сияя горним светом,
       Бестрепетным полетом
       Взлечу на Геликон.
       Не весь я предан тленью;
       С моей, быть может, тенью
       Полунощной порой
       Сын Феба молодой,
       Мой правнук просвещенный,
       Беседовать придет
       И мною вдохновенный
       На лире воздохнет.
      
       Покаместь, друг бесценный,
       Камином освещенный,
       Сижу я под окном
       С бумагой и пером,
       Не слава предо мною,
       Но дружбою одною
       Я ныне вдохновен.
       Мой друг, я счастлив ею.
       Почто ж ее сестрой,
       Любовию младой
       Напрасно пламенею?
       Иль юности златой
       Вотще даны мне розы,
       И лить навеки слезы
       В юдоли, где расцвел
       Мой горестный удел?..
       Певца сопутник милый,
       Мечтанье легкокрыло!
       О, будь же ты со мной,
       Дай руку сладострастью
       И с чашей круговой
       Веди меня ко счастью
       Забвения тропой;
       И в час безмолвной ночи,
       Когда ленивый мак
       Покроет томны очи,
       На ветреных крылах
       Примчись в мой домик тесный,
       Тихонько постучись,
       И в тишине прелестной
       С любимцем обнимись!
       Мечта! в волшебной сени
       Мне милую яви,
       Мой свет, мой добрый гений,
       Предмет моей любви,
       И блеск очей небесный,
       Лиющий огнь в сердца,
       И граций стан прелестный,
       И снег ее лица,
       Представь, что на коленях
       Покоясь у меня,
       В порывистых томленьях
       Склонилася она
       Ко груди грудью страстной,
       Устами на устах,
       Горит лицо прекрасной,
       И слезы на глазах!..
       Почто стрелой незримой
       Уже летишь ты вдаль?
       Обманет - и пропал
       Беглец невозвратимый!
       Не слышит плач и стон,
       И где крылатый сон?
       Исчезнет обольститель,
       И в сердце грусть-мучитель.
      
       Но все ли, милый друг,
       Быть счастья в упоенье?
       И в грусти томный дух
       Находит наслажденье:
       Люблю я в летний день
       Бродить один с тоскою,
       Встречать вечерню тень
       Над тихою рекою
       И с сладостной слезою
       В даль сумрачну смотреть;
       Люблю с моим Мароном
       Под ясным небосклоном
       Близ озера сидеть,
       Где лебедь белоснежный,
       Оставя злак прибрежный,
       Любви и неги полн,
       С подругою своею,
       Закинув гордо шею,
       Плывет во злате волн.
       Или, для развлеченья,
       Оставя книг ученье,
       В досужный мне часок
       У добренькой старушки
       Душистый пить чаек;
       Не подхожу я к ручке,
       Не шаркаю пред ней;
       Она не приседает,
       Но тотчас и вестей
       Мне пропасть наболтает.
       Газеты собирает
       Со всех она сторон,
       Все сведает, узнает:
       Кто умер, кто влюблен,
       Кого жена по моде
       Рогами убрала,
       В котором огороде
       Капуста цвет дала,
       Фома свою хозяйку
       Не за что наказал,
       Антошка балалайку
       Играя разломал,-
       Старушка все расскажет;
       Меж тем как юбку вяжет,
       Болтает все свое;
       А я сижу смиренно
       В мечтаньях углубленный,
       Не слушая ее.
       На рифмы удалого
       Так некогда Свистова
       В столице я внимал,
       Он с жаром мне читал,
       Ах! видно бог пытал
       Тогда мое терпенье!
      
       Иль добрый мой сосед,
       Семидесяти лет,
       Уволенный со службы
       Майором отставным,
       Зовет меня из дружбы
       Хлеб-соль откушать с ним.
       Вечернею пирушкой
       Старик, развеселясь,
       За дедовскою кружкой
       В прошедшем углубясь,
       С очаковской медалью
       На раненой груди,
       Воспомнит ту баталью,
       Где роты впереди
       Летел на встречу славы,
       Но встретился с ядром
       И пал на дол кровавый
       С булатным палашом.
       Всегда я рад душою
       С ним время провождать,
       Но, боже, виноват!
       Я каюсь пред тобою,
       Служителей твоих,
       Попов я городских
       Боюсь, боюсь беседы,
       И свадебны обеды
       Затем лишь не терплю,
       Что сельских иереев,
       Как папа иудеев,
       Я вовсе не люблю,
       А с ними крючковатый
       Подьяческий народ,
       Лишь взятками богатый
       И ябеды оплот.
      
       Но, друг мой, если вскоре
       Увижусь я с тобой,
       То мы уходим горе
       За чашей круговой;
       Тогда, клянусь богами,
       (И слово уж сдержу)
       Я с сельскими попами
       Молебен отслужу.