ПУШКИН. Том I


ПОСЛАНИЕ К ЮДИНУ

       Ты хочешь, милый друг, узнать
       Мои мечты, желанья, цели
       И тихий глас простой свирели
       С улыбкой дружества внимать.
       Но можно ль резвости поэту,
       Невольнику мечты младой,
       В картине быстрой и живой
       Изобразить в порядке свету
       Все то, что в юности златой
       Воображение мне кажет?
      
       Теперь, когда в покое лень,
       Укрыв меня в пустынну сень,
       Своею цепью чувства вяжет,
       И век мой тих, как ясный день,
       Пустого неги украшенья
       Не видя в хижине моей,
       Смотрю с улыбкой сожаленья
       На пышность бедных богачей,
       И, счастливый самим собою
       Не жажду горы серебра,
       Не знаю завтра, ни вчера,
       Доволен скромною Судьбою
       И думаю: "К чему певцам
       Алмазы, яхонты, топазы,
       Порфирные пустые вазы,
       Драгие куклы по углам?
       К чему им сукны Альбиона
       И пышные чехлы Лиона
       На модных креслах и столах,
       И ложе шалевое в спальней?
       Не лучше ли в деревне дальней
       Или в смиренном городке,
       Вдали столиц, забот и грома,
       Укрыться в мирном уголке,
       С которым роскошь не знакома,
       Где можно в праздник отдохнуть!"
       О, если бы когда-нибудь
       Сбылись поэта сновиденья!
       Ужель отрад уединенья
       Ему вкушать не суждено?
       Мне видится мое селенье,
       Мое Захарово; оно
       С заборами в реке волнистой,
       С мостом и рощею тенистой
       Зерцалом вод отражено.
       На холме домик мой; с балкона
       Могу сойти в веселый сад,
       Где вместе Флора и Помона
       Цветы с плодами мне дарят,
       Где старых кленов темный ряд
       Возносится до небосклона,
       И глухо тополы шумят -
       Туда зарею поспешаю
       С смиренным заступом в руках,
       В лугах тропинку извиваю,
       Тюльпан и розу поливаю -
       И счастлив в утренних трудах;
       Вот здесь под дубом наклоненным
       С Горацием и Лафонтеном
       В приятных погружен мечтах.
       Вблизи ручей шумит и скачет,
       И мчится в влажных берегах,
       И светлый ток с досадой прячет
       В соседних рощах и лугах.-
       Но вот уж полдень. - В светлой зале
       Весельем круглый стол накрыт;
       Хлеб-соль на чистом покрывале,
       Дымятся щи, вино в бокале,
       И щука в скатерти лежит.
       Соседи шумною толпою
       Взошли, прервали тишину,
       Садятся; чаш внимаем звону:
       Все хвалят Вакха и Помону
       И с ними красную весну...
      
       Вот кабинет уединенный,
       Где я, Москвою утомленный,
       Вдали обманчивых красот,
       Вдали нахмуренных забот
       И той волшебницы лукавой,
       Которая весь мир вертит,
       В трубу немолчную гремит,
       И - помнится - зовется Славой -
       Живу с природной простотой,
       С философической забавой
       И с музой резвой и младой...
       Вот мой камин - под вечер темный,
       Осенней бурною порой,
       Люблю под сению укромной
       Пред ним задумчиво мечтать,
       Вольтера, Виланда читать,
       Или в минуту вдохновенья
       Небрежно стансы намарать
       И жечь потом свои творенья...
       Вот здесь... но быстро привиденья,
       Родясь в волшебном фонаре,
       На белом полотне мелькают;
       Мечты находят, исчезают,
       Как тень на утренней заре.-
       Меж тем, как в келье молчаливой
       Во плен отдался я мечтам,
       Рукой беспечной и ленивой
       Разбросив рифмы здесь и там,
       Я слышу топот, слышу ржанье.-
       Блеснув узорным чепраком,
       В блестящем ментии сиянье
       Гусар промчался под окном...
       И где вы, мирные картины
       Прелестной сельской простоты?
       Среди воинственной долины
       Ношусь на крыльях я мечты,
       Огни во стане догорают;
       Меж них, окутанный плащом,
       С седым, усатым казаком
       Лежу - вдали штыки сверкают,
       Лихие ржут, бразды кусают,
       Да изредка грохочет гром,
       Летя с высокого раската...
       Трепещет бранью грудь моя
       При блеске бранного булата,
       Огнем пылает взор,- и я
       Лечу на гибель супостата.-
       Мой конь в ряды врагов орлом
       Несется с грозным седоком -
       С размаха сыплются удары.
       О вы, отеческие Лары,
       Спасите юношу в боях!
       Там свищет саблей он зубчатой,
       Там кивер зыблется пернатый;
       С черкесской буркой на плечах
       И молча преклонясь ко гриве,
       Он мчит стрелой по скользкой ниве
       С цигаррой дымною в зубах...
      
       Но лаврами побед увиты,
       Бойцы из чаши мира пьют.
       Военной славою забытый,
       Спешу в смиренный свой приют;
       Нашед на поле битв и чести
       Одни болезни, костыли,
       На век оставил саблю мести...
       Уж вижу в сумрачной дали
       Мой тесный домик, рощи темны,
       Калитку, садик, ближний пруд,
       И снова я, философ скромный,
       Укрылся в милый мне приют
       И, мир забыв и им забвенный,
       Покой души вкушаю вновь...
      
       Скажи, о сердцу друг бесценный,
       Мечта ль и дружба и любовь?
       Доселе в резвости беспечной
       Брели по розам дни мои;
       В невинной ясности сердечной
       Не знал мучений я любви,
       Но быстро день за днем умчался;
       Где ж детства ранние следы?
       Прелестный возраст миновался,
       Увяли первые цветы!
       Уж сердце в радости не бьется
       При милом виде мотылька,
       Что в воздухе кружит и вьется
       С дыханьем тихим ветерка,
       И в беспокойстве непонятном
       Пылаю, тлею, кровь горит,
       И все языком, сердцу внятным,
       О нежной страсти говорит...
       Подруга возраста златого,
       Подруга красных детских лет,
       Тебя ли вижу, взоров свет,
       Друг сердца, милая Сушкова?
       Везде со мною образ твой,
       Везде со мною призрак милый:
       Во тьме полуночи унылой,
       В часы денницы золотой.
       То на конце аллеи темной
       Вечерней, тихою порой,
       Одну, в задумчивости томной,
       Тебя я вижу пред собой,
       Твой шалью стан не покровенный,
       Твой взор на груди потупленный,
       В щеках любви стыдливый цвет.
       Все тихо; брезжит лунный свет;
       Нахмурясь топол шевелится,
       Уж сумрак тусклой пеленой
       На холмы дальние ложится,
       И завес рощицы струится
       Над тихо спящею волной,
       Осеребренною луной.
       Одна ты в рощице со мною,
       На костыли мои склонясь,
       Стоишь под ивою густою;
       И ветер сумраков, развеясь,
       На снежну грудь прохладой дует,
       Играет локоном власов
       И ногу стройную рисует
       Сквозь белоснежный твой покров...
       То часом полночи глубоким,
       Пред теремом твоим высоким,
       Угрюмой зимнею порой,
       Я жду красавицу драгую -
       Готовы сани; мрак густой;
       Все спит, один лишь я тоскую,
       Зову часов ленивый бой...
       И шорох чудится глухой,
       И вот уж шепот слышу сладкой,-
       С крыльца прелестная сошла,
       Чуть-чуть дыша; идет украдкой,
       И дева друга обняла.
       Помчались кони, вдаль пустились,
       По ветру гривы распустились,
       Несутся в снежной глубине,
       Прижалась робко ты ко мне,
       Чуть-чуть дыша; мы обомлели,
       В восторгах чувства онемели...
       Но что! мечтанья отлетели!
       Увы! я счастлив был во сне...
      
       В отрадной музам тишине
       Простыми звуками свирели,
       Мой друг, я для тебя воспел
       Мечту, младых певцов удел.
       Питомец Муз и вдохновенья,
       Стремясь Фантазии вослед,
       Находит в сердце наслажденья
       И на пути грозящих бед.
       Минуты счастья золотые
       Пускай мне Клофо не совьет:
       В мечтах все радости земные!
       Судьбы всемощнее поэт.