ПУШКИН. Том 3.


ПОЛКОВОДЕЦ.

       У русского царя в чертогах есть палата:
       Она не золотом, не бархатом богата;
       Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
       Но сверху до низу, во всю длину, кругом,
       Своею кистию свободной и широкой
       Ее разрисовал художник быстроокой.
       Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,
       Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
       Ни плясок, ни охот, - а все плащи, да шпаги,
       Да лица, полные воинственной отваги.
       Толпою тесною художник поместил
       Сюда начальников народных наших сил,
       Покрытых славою чудесного похода
       И вечной памятью двенадцатого года.
       Нередко медленно меж ими я брожу
       И на знакомые их образы гляжу,
       И, мнится, слышу их воинственные клики.
       Из них уж многих нет; другие, коих лики
       Еще так молоды на ярком полотне,
       Уже состарелись и никнут в тишине
       Главою лавровой...
       Но в сей толпе суровой
       Один меня влечет всех больше. С думой новой
       Всегда остановлюсь пред ним - и не свожу
       С него моих очей. Чем долее гляжу,
       Тем более томим я грустию тяжелой
      
       Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,
       Высоко лоснится, и, мнится, залегла
       Там грусть великая. Кругом - густая мгла;
       За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,
       Он, кажется, глядит с презрительною думой.
       Свою ли точно мысль художник обнажил,
       Когда он таковым его изобразил,
       Или невольное то было вдохновенье, -
       Но Доу дал ему такое выраженье.
      
       О вождь несчастливый!... Суров был жребий твой:
       Все в жертву ты принес земле тебе чужой.
       Непроницаемый для взгляда черни дикой,
       В молчаньи шел один ты с мыслию великой,
       И в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
       Своими криками преследуя тебя,
       Народ, таинственно спасаемый тобою,
       Ругался над твоей священной сединою.
       И тот, чей острый ум тебя и постигал,
       В угоду им тебя лукаво порицал...
       И долго, укреплен могущим убежденьем,
       Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
       И на полу-пути был должен наконец
       Безмолвно уступить и лавровый венец,
       И власть, и замысел, обдуманный глубоко, -
       И в полковых рядах сокрыться одиноко. 1)
       Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
       Свинца веселый свист заслышавший впервой,
       Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, -
       Вотще ! -
      
       1) Вместо ст. 51-54 в беловом автографе было:
      
       Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
       Искал ты умереть средь сечи боевой.
       Вотще! Преемник твой стяжал успех, сокрытый
       В главе твоей. - А ты, непризнанный, забытый
       Виновник торжества, почил - и в смертный час
       С презреньем, может быть, воспоминал о нас!
      
       О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!
       Жрецы минутного, поклонники успеха!
       Как часто мимо вас проходит человек,
       Над кем ругается слепой и буйный век,
       Но чей высокий лик в грядущем поколенье
       Поэта приведет в восторг и в умиленье