ПУШКИН. Том 3.


СТРАННИК.

       I.
      
       Однажды странствуя среди долины дикой,
       Незапно был объят я скорбию великой
       И тяжким бременем подавлен и согбен,
       Как тот, кто на суде в убийстве уличен.
       Потупя голову, в тоске ломая руки,
       Я в воплях изливал души пронзенной муки
       И горько повторял, метаясь как больной:
       "Что делать буду я? Что станется со мной?"
      
       II.
      
       И так я сетуя в свой дом пришел обратно.
       Уныние мое всем было непонятно.
       При детях и жене сначала я был тих
       И мысли мрачные хотел таить от них;
       Но скорбь час от часу меня стесняла боле;
       И сердце наконец раскрыл я поневоле.
      
       "О горе, горе нам! Вы, дети, ты жена! -
       Сказал я, - ведайте: моя душа полна
       Тоской и ужасом, мучительное бремя
       Тягчит меня. Идет! уж близко, близко время:
       Наш город пламени и ветрам обречен;
       Он в угли и золу вдруг будет обращен,
       И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
       Обресть убежище; а где? о горе, горе!"
      
       III.
      
       Мои домашние в смущение пришли
       И здравый ум во мне расстроенным почли.
       Но думали, что ночь и сна покой целебный
       Охолодят во мне болезни жар враждебный.
       Я лег, но во всю ночь все плакал и вздыхал
       И ни на миг очей тяжелых не смыкал.
       Поутру я один сидел, оставя ложе.
       Они пришли ко мне; на их вопрос, я то же,
       Что прежде, говорил. Тут ближние мои,
       Не доверяя мне, за должное почли
       Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем
       Меня на правый путь и бранью и презреньем
       Старались обратить. Но я, не внемля им,
       Все плакал и вздыхал, унынием тесним.
       И наконец они от крика утомились
       И от меня, махнув рукою, отступились
       Как от безумного, чья речь и дикий плач
       Докучны, и кому суровый нужен врач.
      
       IV.
      
       Пошел я вновь бродить - уныньем изнывая
       И взоры вкруг себя со страхом обращая,
       Как узник, из тюрьмы замысливший побег,
       Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.
       Духовный труженик - влача свою веригу,
       Я встретил юношу, читающего книгу.
       Он тихо поднял взор - и вопросил меня,
       О чем, бродя один, так горько плачу я?
       И я в ответ ему: "Познай мой жребий злобный:
       Я осужден на смерть и позван в суд загробный -
       И вот о чем крушусь: к суду я не готов,
       И смерть меня страшит."
       - "Коль жребий твой таков,
       Он возразил, - и ты так жалок в самом деле,
       Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?"
       И я: "Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?"
       Тогда: "Не видишь ли, скажи, чего-нибудь" -
       Сказал мне юноша, даль указуя перстом.
       Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
       Как от бельма врачом избавленный слепец.
       "Я вижу некий свет", - сказал я наконец.
       "Иди ж, - он продолжал: - держись сего ты света;
       Пусть будет он тебе [единственная] мета,
       Пока ты тесных врат [спасенья] не достиг,
       Ступай!" - И я бежать пустился в тот же миг.
      
       V.
      
       Побег мой произвел в семье моей тревогу,
       И дети и жена кричали мне с порогу,
       Чтоб воротился я скорее. Крики их
       На площадь привлекли приятелей моих;
       Один бранил меня, другой моей супруге
       Советы подавал, иной жалел о друге,
       Кто поносил меня, кто на смех подымал,
       Кто силой воротить соседям предлагал;
       Иные уж за мной гнались; но я тем боле
       Спешил перебежать городовое поле,
       Дабы скорей узреть - оставя те места,
       Спасенья верный путь и тесные врата.