Питомец важных муз, служитель Апполона,
Певец, который нам паденье Илиона
И битвы грозные ахеян и троян,
С Пелидом бедственну вражду Агамемнона,
Вторженье Гектора в враждебный греков стан,
И бой и смерть всего пергамского героя,
Воспел пленительно на лире золотой,
На древний лад ее с отважностью настроя,
И путь открыл себе бессмертья в храм святой!
Не думай, что-б и ты пленя всех лирой звучной,
От всех хвалу обрел во мзду своих трудов:
Борение с толпой совместников, врагов,
И с предрассудками и с завистью докучной -
Всегдашний был удел отличнейших певцов.
Ах! иногда они в друзьях врагов встречали,
И им с беспечною вверяяся душой,
У сердца нежного змею отогревали
И целый век кляли несчастный жребий свой...
Судьи-завистники, Убийцы дарований,
Везде преследуют несчастного певца;
И похвалы друзей, и шум рукоплесканий,
И лавры свежие прекрасного венца,
Всё души низкие завистников тревожит,
Всё дикую вражду к их бедной жертве множит!
Одна, одна лишь смерть гоненья прекратит,
И, успокоясь в мирной сени,
Дань должной похвалы возьмет с потомства гений
И, торжествующий, зоилов постыдит.
Таланта каждого сопутник неизменной,
Негодование толпы непросвещенной
И зависть злобная - его всегдашний враг,
Оспаривали здесь ко славе каждый шаг
Творца Димитрия, Фингала, Поликсены;
Любимца первого росийской Мельпомены
Яд низкой зависти спокойствия лишил
И, сердце отравив, дни жизни сократил.
Но весть печальная лишь всюду пролетела,
Почувствовали все, что без него у нас
Трагедия осиротела...
Тогда судей-невежд умолк презренный глас,
Венки посыпались, и зависть онемела...
Судьбу подобную-ж Фон-Визин претерпел,
И Змейкина, себя узнавши в Простаковой,
Сулила автору жизнь скучную в удел
В стране далекой и суровой.
На трудном поприще ты только мог один
В приятной звучности прелестного размера
Нам верно передать свою красоту картин
И всю гармонию Гомера.
Не удивляйся-же, что зависть вкруг тебя
Шипит, как черная змея!
здесь, как и везде, нас небо наставляет;
Мудрец во всем, во всем читает
Уроки для себя:
На лоне праздности дремавший долго гений,
Стрелами зависти был пробужден от лени,
Ширяясь, как орел, на небеса парит
И с высоты на низ с презрением глядит,
Где клеветой его порочит пустомеля...
Как деспот-кардинал, с ученую толпой
Уничтожить хотел бессмертного Корнеля,
На Сида воружил зоилов дерзкий рой...
Сид бранью угнетен, но трагик оскорбленный
Явился с Цинною во храме Мельпомены -
И посрамленный кардинал
Смотрел с ничтожными льстецами,
Как гением своим Корнель торжествовал
Над академией и жалкими судьями!
Так и Жуковский наш, любимый Феба сын,
Сокровищ языка счастливый властелин,
Возвышенного полн, Эдема пышны двери,
В ответ ругателям открыл для юной Пери.
И ты примеру следуй их,
И на суждения завистников твоих,
На площадную брань и приговор суровый
С Гомером отвечай всегда беседой новой.
Орла-ль парящего среди эфирных стран
В полете карканьем удержит наглый вран?
Иди бестрепетно положенной стезею
И лавры свежие рви смелою рукою;
Пускай завистники вокруг тебя шипят!
О, Гнедич! Вопли их - и дикие и громки,
Защитник твой - Гомер, твои судьи - потомки!
Зачем тревожиться, когда твоих трудов
Не вздумает читать какой-нибудь Врелёв,
Иль жалкий Азбукин, иль Клит стихокропатель,
Иль в колпаке магистр, или Дамон ругатель?
Нет, нет, читателей достоин ты других;
Желаю, Гнедич, я, чтобы в стихах твоих
Восторги сладкие поэты почерпали,
Чтобы царица-мать красе дивилась их,
Чтоб перевод прекрасный твой читали
С воспламененною душой
Изящного ценители прямые,
Хранящие любовь к стране своей родной
И посвященный в муз таинства святые
Не много их! За то внимание певцам
Средь вопля дикого должно быть драгоценно,
Как в Ливии от солнца раскаленной,
Для странника ручей журчащий по пескам...
