П.А. Вяземский. Стихотворения.


"Как ни придёшь к нему, хоть вечером, хоть рано..."

       Как ни придёшь к нему, хоть вечером, хоть рано,
       А у него уж тут и химик, и сопрано,
       И врач и педагог, разноплемённый сбор,
       С задачей шахматной учёный Филидор,
       Заморский виртуоз, домашний самоучка,
       С старушкой бабушкой молоденькая внучка;
       И он вперит в них свой неподвижный взгляд
       Рассеяно, спросить из двух любую рад,
       Которая должна в балет впорхнуть Жизелью,
       Которой на покой дать в богодельне келью?
       Поэт, и сказочник, и новый драматург,
       Пред тем, чтоб на себя накликать Петербург,
       Новорождённых чад ему на суд приносит
       И деткам на зубок вниманья просит.
       Несостоятельный журнальный Фигаро,
       Желающий своё осеребрить перо,
       С проектом Верхолёт, воздушных замков зодчий,
       Простроил он на них давно запас свой отчий,
       И ловит по рукам пятьсот рублей взаймы,
       Чтоб верный миллион нажить к концу зимы;
       Крушеньем преданный враждебных волн прибою,
       Уязвленный людьми, обманутый судьбою,
       Кого постигла скорбь, кого людская злость,
       Тут у него в дому уже почётный гость;
       Все ищут вкруг него движенья и защиты,
       И настежь дверь его и сердце всем открыты;
       Наш друг ни от кого, ни от чего не прочь,
       Всем ближним близок он, и всем готов помочь.
       Разносторонний ум и вместе специальный,
       И примадонне он, и бабке повивальной
       Все тайны ремесла готов преподавать,
       Как будто б сам рождён он петь и повивать.
       Рассеяность его была не беспредельной,
       В ином был человек и он отменно дельный.
       Сочти все дни его, как верный часовой,
       Он в жизнь не опоздал минуты ни одной
       На дело доброе, где ум брал сердце в долю,
       На лакомый обед, где мог покушать вволю;
       Педант, он не давал в делах и на пиру
       Напрасно остывать ни супу, ни добру.
       От ранних лет его поэзия вскормила
       И юный чуткий слух с созвучьями сроднила.
       Был некогда ему Державин опекун,
       А Батюшков поздней игрой волшебных струн
       Приветствовал его, младого трубадура,
       Счастливым баловнем Эрато и Амура.
       Кудрявый трубадур стал, нам подобно, стар,
       И свежих роз венок, Киприды милый дар,
       С кудрями времени рукой свирепо скошен,
       И вместо роз - парик на лысине взъерошен.
       Но молодость души, но чувства нежный свет
       Благоухали в нём под стужей поздних лет.
       Всем возрастам умом и нравом одногодок,
       В сенате мудрецов, средь юношеских сходок,
      
       В одно созданье мысль и чувство,
       Всю жизнь сосредоточил ты;
       Поклонник чистой красоты,
       Ты свято веровал в искусство.
      
       В избытке задушевных сил,
       Как схимник, жаждущий спасенья,
       Свой дух постом уединенья
       Ты отрезвил, ты окрилил.
       В искусе строго одиноком
       Ты прожил долгие года
       И то прозрел, что никогда
       Не увидать телесным оком.
      
       Священной книги чудеса
       Тебе явились без покрова,
       И над твоей главою снова
       Разверзлись в славе небса.
       Глас вопиющего в пустыне
       Ты слышал, ты уразумел -
       И ты сей день запечатлел
       С своей душой в своей картине.
      
       Спокойно лоно светлых вод;
       На берегу реки Предтеча;
       Из мест окрестных, издалече,
       К нему стекается народ;
       Он растворяет упованью
       Слепцов хладеющую грудь;
       Уготовляя божий путь,
       Народ зовет он к покаянью.
      
       А там спускается с вершин
       Неведомый, смиренный странник:
       "Грядет он, господа избранник,
       Грядет на жатву божзий сын.
       В руке лопата; при'дет время,
       Он отребит свое гумно,
       Сберет пшеничное зерно
       И в пламя бросит злое семя.
      
       Сильней и вперди меня
       Тот, кто идет вослед за мною;
       Ему - припав к ногам - не стою
       Я развязать с ноги ремня.
       Рожденье суетного мира,
       Покайтесь: близок суд. Беда
       Древам, растущим без плода:
       При корне их лежит секира".
      
       Так говорил перед толпой,
       Покрытый кожею верблюда
       Посланник божий, муж святой.
       В картине, полной откровенья,
       Всё это передал ты нам,
       Как от Предтечи сам
       Ты принял таинство крещенья.
      
       (30 июня 1858)