Велимир Хлебников. Творения.


КАМЕННАЯ БАБА

       Старик с извилистою палкой
       И очарованная тишь.
       И, где хохочущей русалкой
       Над мертвым мамонтом сидишь,
       Шумит кора старинной ивы,
       Лепечет сказки по-людски,
       А девы каменные нивы -
       Как сказки каменной доски.
       Вас древняя воздвигла треба.
       Вы тянетесь от неба и до неба.
       Они суровы и жестоки,
       Их бусы - грубая резьба.
       И сказок камня о Востоке
       Не понимают ястреба.
       Стоит с улыбкою недвижной,
       Забытая неведомым отцом,
       И на груди ее булыжной
       Блестит роса серебряным сосцом.
       Здесь девы скок темноволосой
       Орла ночного разбудил,
       Ее развеянные косы,
       Его молчание удил!
       И снежной вязью вьются горы,
       Столетних звуков твердые извивы.
       И разговору вод заборы
       Утесов, сверху падших в нивы.
       Вон дерево кому-то молится
       На сумрачной поляне.
       И плачется и волится
       Словами без названий.
       О, тополь нежный, тополь черный,
       Любимец свежих вечеров!
       И этот трепет разговорный
       Его качаемых листов.
       Сюда идет "пиши-пиши",
       Златоволосый и немой.
       Что надо отроку в тиши
       Над серебристою молвой?
       Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?
       "Как много стонет мертвых тысяч
       Под покрывалом свежим праха!
       И я - последний живописец
       Земли неслыханного страха.
       Я каждый день жду выстрела в себя.
       За что? За что? Ведь всех любя,
       Я раньше жил, до этих дней,
       В степи ковыльной, меж камней".
       Пришел и сел. Рукой задвинул
       Лица пылающую книгу.
       И месяц плачущему сыну
       Дает вечерних звезд ковригу.
       "Мне много ль надо?
       Коврига хлеба
       И капля молока.
       Да это небо
       Да эти облака!"
       Люблю и млечных жен, и этих,
       Что не торопятся цвести.
       И это я забился в сетях
       На сетке Млечного Пути.
       Когда краснела кровью Висла
       И покраснел от крови Тисс,
       Тогда рыдающие числа
       Над бедным миром пронеслись.
       И синели крылья бабочки,
       Точно двух кумирных баб очки.
       Серо-белая, она
       Здесь стоять осуждена
       Как пристанище козявок,
       Без гребня и без булавок,
       Рукой грубой указав
       Любви каменной устав.
       Глаза серые доски
       Грубы и плоски.
       И на них мотылек
       Крылами прилег,
       Огромный мотылек крылами закрыл
       И синее небо мелькающих крыл,
       Кружевом точек берег
       Вишневой чертой огонек.
       И каменной бабе огня многоточие
       Давало и разум и очи ей.
       Синели очи и вырос разум
       Воздушным бродяги указом.
       Вспыхнула темною ночью солома?
       Камень кумирный, вставай и играй
       Игор игрою и грома.
       Раньше слепец, сторож овец,
       Смело смотри большим мотыльком,
       Видящий Млечным Путем.
       Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобы
       Сбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.
       Гоп! Гоп! В небо прыгай гроб!
       Камень, шагай, звезды кружи гопаком.
       В небо смотри мотыльком.
       Помни, пока, эти веселые звезды, пламя блистающих звезд, -
       На голубом сапоге гопака
       Шляпкою блещущий гвоздь.
       Более радуг в цвета!
       Бурного лета лета!
       Дева степей уж не та!