Читал я где то мудрое сужденье,
Что жизнь простых, обыкновенных лиц,
Рассказанная нам без украшенья,
Без хитрых вымыслов и небылиц,
Глубокого достойна изученья.
Ведь всякий, кто бы ни был он, любил,
Страдал, надеялся, не верил, верил,
Молился, унывал и лицемерил
Перед собой и светом, - словом: жил;
И жизнь его - достойна ли упреков
Она или похвал - для нас полна уроков.
2
Вот почему с приятелем моим
Хочу я познакомить вас, читатель.
"Я знал его; мы странствовали с ним..."
Валунин, с детства лучший мой приятель,
Считался человеком не пустым,
Но человек он был обыкновенный,
Как я и вы, быть может. Тридцать лет
Он прожил на земле. Его уж нет;
Но ни конец, ни жизнь его - вселенной
Не сделал ни пользы, ни вреда.
Он жил, как будто бы и не жил никогда.
3
Но он надежды подавал большие!
И долго мне казалось самому,
Что гения в нем обретет Россия
И что слагать назначено ему
Земным глаголом песни неземные.
И я всё ждал, чтоб звуки полились;
Я сторожил желанное мгновенье
Дремавших сил и мыслей пробужденья...
Напрасно! Он молчал. Года неслись...
Он умер. Жертва горького обмана,
Он слишком долго жил иль умер слишком рано.
4
Мне жаль его. К чему он жил? Ужель
Затем, чтоб жизнь пройти путем беструдным,
Единую в грядущем видя цель:
Сменить сон временно'й сном непробудным,
Могилою - спокойную постель?
Нет, нет!.. Он умер кстати. Жизнью краткой
Он озадачил всех: себя и нас.
Прожив обычный век, в предсмертный час
Ни для кого он не был бы загадкой.
К несчастью, выгода людей иных
Вся заключается в загадочности их.
5
Мне тяжело тревожить память друга
Сомненьем для него обидным. Он
В страданиях последнего недуга
Не покидал мечты, что был рожден
Для подвига великого. Бывало,
Я говорил ему: "Летят года!
Взгляни - ты прожил много, сделал мало".
Он возражал мне: "Время не настало!
Я жду; готовлюсь". И в пример тогда
Мне приводил Руссо или Мольера.
В свое бессмертие была сильна в нем вера!
6
И я уж опоздал спасти его.
Над ним свершилось божье наказанье...
Всю жизнь он был так жалок оттого,
Что, не приняв нам сродного призванья
Быть что-нибудь, он вышел - ничего.
А между тем имел он всё, что нужно
Для счастья сына бренного земли.
Хозяин, гражданин, глава семьи -
Все важные заботы мира - дружно
Нести он мог бы с пользой для людей,
И приобрел бы честь, как вывод пользы сей.
7
Что гений!.. В жизни нужны нам границы.
Полдюжины практических голов
Полезней гениальной единицы,
Как нам действительность полезней снов
И быль - дельнее всякой небылицы.
Мне род людской видней в умах простых.
Они творят без блеска и без шуму
И думают доступную нам думу.
Повсюду сумма личностей таких,
Когда вы средние возьмете числа,
Мерило верное общественного смысла.
8
О друг мой! Я жалею не о том,
Что ты не так, как создается гений,
Был сотворен; но что с твоим умом
Игрушкою ты был пустых стремлений
И праздного тщеславия рабом.
Но полно!.. Бросим то, что невозможно
Нам изменить. Теперь не всё ль равно?
Он был обыкновенный смертный; но,
Замучен жизнью мелочной, тревожной,
Бесплодной, скучной, он в земле зарыт
И спит таким же сном, каким и гений спит.
9
Я начал мой рассказ и замечаю,
Что, грустию невольной увлечен,
Я вовсе не сначала начинаю:
Со смерти. Но поэмы мрачный тон
Навряд ли изменился б. Я не знаю -
Светлей была какая из эпох
У моего героя? Смерть, рожденье
И жизнь - равно достойны сожаленья.
Итак, простите мне плачевный слог,
Печальному предмету строф покорный,
С начала до конца мне нужен тон минорный.
10
Тому, как я сказал вам, тридцать лет,
Под небом Малороссии ленивой
Приятель мой рожден на этот свет.
Старинный дом, громадой горделивой
Вознесшийся над зеленью садов,
Младенца принял в торжестве великом
Под свой просторный и радушный кров.
Больной ребенок на веселый зов
Ответствовал страданья первым криком...
Едва начав дышать, он умирал -
Как будто уж тогда он цену жизни знал.
11
И в тот же день к нему врачей призвали.
Один из них, качая головой,
Таинственно сказал, что опоздали
Прибегнуть к медицине; а другой
Решил, что мальчик будет жив едва ли.
"Помочь дитяти, кажется, легко! -
Воскликнул третий (этот был умнее). -
Юпитера вскормила Амальтея,
И он сосет пусть козье молоко.
А во-вторых, его держать должно бы
На чистом воздухе. Послушайтесь -
для пробы! "
12
И вот ребенок в сад перенесен.
Там пологом узорчатым сплетались
Над ним могучий дуб и нежный клен;
И листья гармонически шептались,
На вежды тихий навевая сон.
Невидимо, у самой колыбели,
Легко порхали птички меж ветвей;
И, возлюбя его, то соловей,
То иволга поочередно пели;
И от цветов нарядных аромат
Струями свежими поил роскошный сад.
13
Чрез месяц мальчик начал улыбаться;
Глядели веселей его глаза;
И с жизнию раздумал он расстаться.
Его спасли - природа и коза.
Вернее, что последняя, признаться.
Валунин был кормилицей своей
Мифологической весьма доволен.
Он повторял: "Я при смерти был болен
И оживлен козой. Без шуток, ей
Я жизнью одолжен на этом свете!"
И чучело козы держал он в кабинете.
14
Итак, он ожил - всё равно, по той
Или другой причине; но ребенок
Вид сохранил и слабый, и больной,
Освободясь от тесных уз пеленок.
Никто не говорил: "Какой живой! " -
Напротив, все твердили: "Не по летам
Он так задумчив. Видно по всему,
Что на роду написано ему
Иль дипломатом быть, иль поэтом".
Увидим мы из следующих глав,
Насколько отзыв их ошибочен иль прав.
15
Нет у меня желанья и терпенья
Описывать младенчество. Зачем?
У всех одно встречается явленье:
Сперва дитя - и слеп, и глух, и нем;
Живет убогой жизнию растенья;
Потом играет словом, и тогда,
В нем вызванная силою чудесной,
Мерцает мысль, как в вышине небесной
Далекая за облаком звезда...
И в детстве каждый - с разницею малой -
Равно со всеми глуп, или умен, пожалуй.
16
Мы к возрасту такому перейдем,
Когда растут наклонности и страсти;
Кипят борьбою в сердце молодом
Добра и зла враждующие власти,
И юноша неопытным умом
Пытает жизни темные задачи.
То за туманом безутешных слез,
То в праздничном сияньи пышных грез
Он видит мир; и с каждым днем иначе
Всё видится ему - и жизнь, и свет;
И чувству ни границ, ни повторенья нет.
17
Покинем же страну его рожденья
И мысленно себя перенесем
Вослед за ним в орловское именье
Его отца. Мы там росли вдвоем;
Из под камней, из темных нор,
Из рвов глубоких злые гады,
Шурша травой, скользя в пыли,
Одни свободе полной рады,
Гурьбой бежали и ползли...
Все спалено и все убито!
Я сам как будто бы мертвец,
Людьми давно уж позабытый,
Один скитался... Наконец
Кого-то встретил на дороге.
С глазами, влажными от слез,
И полон грусти и тревоги,
"Как люди мрут, о, боже мой!.. "
И он пошел со мною рядом;
Но вдруг раздался хриплый стон -
И пал он мертв, незримым ядом,
Как молньей быстрой поражен...
Меня бросало в жар и в холод,
И ныло сердце от тоски;
Мне мозг давило и, как молот,
Стучала кровь моя в виски.
И на безжизненном просторе
Я вновь один... Но город вскоре
С горы громадою сплошной
Стал открываться подо мной.
И он был солнцем разукрашен!
Как жар горели купола;
Сквозила прорезь стройных башень
Узором света и тепла...
Но говорил мне голос тайный,
Что к месту бед, скорбей и зол
Тропой пустынной я пришел...
Был слышен гул необычайный;
И голосов несметный хор
Волнами снизу поднимался,
Как будто там шумящий бор
Стонал под бурей и метался.
И, подойдя, взглянул я вниз,
На город, где все так блестело...
Свершалось темное в нем дело,
И вопли страшные неслись.
Дышала смертию повальной
Зараза черная над ним...
К кладбищам поезд погребальный
Один тянулся за другим.
Тела несли, везли возами...
Грозила всем одна судьба;
Живые, несшие гроба,
Под ними умирали сами.
Толпы бродили бледных лиц;
Просили помощи больные,
Стучась в ворота запертые
У переполненных больниц.
Иные падали, вставали-
И в корчах падали опять;
И с мостовой не успевали
Тела умерших убирать.
Объят весь город был смятеньем;
Везде страданья плач и страх;
Народ с коленопреклоненьем
Молился вслух на площадях.
Дух истребления носился
Над всем здоровым и живым...
И я мучениям людским
Невольно в землю поклонился.
Как в безрассветной гроба мгле
Мне тяжело и страшно было...
И между тем как на земле
Кончалась жизненная сила
И уж потухшие умы,
Нещадной смертию гонимы,
В пустые бездны вечной тьмы
В немой тоске летели мимо, -
Кругом - торжественный покой
Царил над зрелищем ужасным,
И это солнце в небе ясном
С своею наглой красотой!
Зачинщик злобного обмана,
Оно, горевшее светло,
Как бы зияющая рана
Болезни смрадные лило...
И страстным чувством увлеченный,
Мгновенно страх преодолев,
Сошел я в город зачумленный,
Неся в душе и скорбь, и гнев.
В то время шли толпой усталой
На площадь люди. Позади
Пошел и я. На площади
Живых уж оставалось мало.
Народ в унынии молчал.
Близ нас лежала трупов груда.
И, пламенея, я вскричал:
"Уйдемте, братья, прочь отсюда!
В бесславной смерти пользы нет.
Страдать и мучиться - довольно!
Уйдем туда, где жить привольно, -
Велик и красен этот свет!..
Уйдем скорей от слез и воя,
Пока час смертный не пробил.
Здесь мертвым стало все живое
И нет уж места для могил...
Что можем сделать мы? Взгляните:
На всем проклятия печать!
Иль восскресенья мертвых ждать
Мы станем здесь?.. Чего ж хотите?
Людскою жизнью не живя,
Дрожать пред вечною кончиной?
Или, припав над мертвечиной,
Жить подлой жизнию червя?
Здесь гибнет божие творенье,
Здесь человека нет следа...
Покинем все и навсегда
Мы эту мерзость запустенья!.. "