С. Есенин. Собр. соч. Том 2. Стихотворения и поэмы.


РУСЬ БЕСПРИЮТНАЯ

       Товарищи, сегодня в горе я,
       Проснулась боль
       В угасшем скандалисте!
       Мне вспомнилась
       Печальная история -
       История об Оливере Твисте.
      
       Мы все по-разному
       Судьбой своей оплаканы.
       Кто крепость знал,
       Кому Сибирь знакома.
       Знать, потому теперь
       Попы и дьяконы
       О здравье молятся
       Всех членов Совнаркома.
      
       И потому крестьянин
       С водки штофа,
       Рассказывая сродникам своим,
       Глядит на Маркса,
       Как на Саваофа,
       Пуская Ленину
       В глаза табачный дым.
      
       Ирония судьбы!
       Мы все отропщены.
       Над старым твердо
       Вставлен крепкий кол.
       Но все ж у нас
       Монашеские общины
       С "аминем" ставят
       Каждый протокол.
      
       И говорят,
       Забыв о днях опасных:
       "Уж как мы их...
       Не в пух, а прямо в прах...
       Пятнадцать штук я сам
       Зарезал красных,
       Да столько ж каждый,
       Всякий наш монах".
      
       Россия-мать!
       Прости меня,
       Прости!
       Но эту дикость, подлую и злую,
       Я на своем недлительном пути
       Не приголублю
       И не поцелую.
      
       У них жилища есть,
       У них есть хлеб,
       Они с молитвами
       И благостны и сыты.
       Но есть на этой
       Горестной земле,
       Что всеми добрыми
       И злыми позабыты.
      
       Мальчишки лет семи-восьми
       Снуют средь штатов без призора,
       Бестелыми корявыми костьми
       Они нам знак
       Тяжелого укора.
      
       Товарищи, сегодня в горе я,
       Проснулась боль в угасшем скандалисте.
       Мне вспомнилась
       Печальная история -
       История об Оливере Твисте.
      
       Я тоже рос,
       Несчастный и худой,
       Средь жидких,
       Тягостных рассветов.
       Но если б встали все
       Мальчишки чередой,
       То были б тысячи
       Прекраснейших поэтов.
      
       В них Пушкин,
       Лермонтов,
       Кольцов,
       И наш Некрасов в них,
       В них я.
       Не потому ль моею грустью
       Веет стих,
       Глядя на их
       Невымытые хари.
      
       Я знаю будущее.
       Это их...
       Их календарь...
       И вся земная слава.
       Не потому ль
       Мой горький буйный стих
       Для всех других,
       Как смертная отрава.
      
       Я только им пою,
       Ночующим в котлах,
       Пою для них,
       Кто спит порой в сортире.
       О, пусть они
       Хотя б прочтут в стихах,
       Что есть за них
       Обиженные в мире.
      
       1924