Хозяйка добрая, здорово!
Ты вечно с варежкой в руке,
И в этом белом колпаке,
И все мурчишь! Порою слово
Промолвишь с дочерью родной,
И вновь разбитый голос твой
Умолкнет. Бедная Арина!
Повысушили до поры
Нужда, да тяжкая кручина
Тебя, как травушку жары;
Поникла голова, что колос,
И поседел твой русый волос,
Одна незлобная душа
Осталась в горе хороша.
И ты, красавица, с работой
Сидишь в раздумье под окном;
Одной привычною заботой
Всю жизнь мы заняты вдвоем...
Глядишь на улицу тоскливо,
Румянец на руке поблеск,
И спины движутся лениво,
Лениво вяжется чулок.
О чем тоска? откуда скука?
Коса, что черная смола,
Как белый воск, рука бела...
Душа болит? неволя-мука?..
Что делать! Подожди, пока
Прогонит ветер облака.
"Ох, Саша, полно сокрушаться!
Вот ты закашляешь опять...-
Промолвила старушка мать. -
Ну, в сад пошла бы прогуляться,
Вишь, ветер чудо! "
-" Все равно!
И тут не дурно: вот окно
Свет божий виден - и довольно! "
- " Глядеть - то на тебя мне больно!
Бледна, вот точно полотно..."
И мать качала головою
И с Саши не сводила глаз.
" Поди ты! сокрушает нас
Старик над дочерью родною
Смеется... Чем бы не жених
Столяр-сосед? Уме и тих.
Три раза сваха приходила,
Уж как весть старика просила!
Один ответ: на днях приди...
Подумать надо... погоди...
Ты вот, что Саша: попытайся,
С отцом сама поговори,
Чуть будет весел".
- " Дожидайся!
Я думаю, в ногах умри, -
Откажет..."
Мать не отвечала.
Поникнув грустно головой.
"Чуть будет весе... Боже мой!
За что же я-то потеряла
Веселье? Ведь к чужим придешь,
Там свет иной, там отдохнешь;
А при отце язык и руки -
Все связано! когда со скуки
В окно глядишь, и тут запрет!
Уж и лазам-то воли нет! "
- "Все осуждать его не надо.
Известно - стар, кругом нужда,
На рынке хлопоты всегда,
Вот и берет его досада.
Он ничего... ведь он не зол:
На час вспылит, и гнев прошел".
- " Я так... я разве осуждаю?
И день - печаль, и ночь - тоска,
Тут поневоле с языка
Сорвется слово".
- " Знаю, знаю!
Как быть, живи, как бог велел.:..
Знать положен такой предел".
Заря погасла. Месяц всходит,
На стекла бледный свет наводит;
За лес свалились облака;
В тумане город и река;
Не шевельнет листом осина;
Лишь где-то колесо гремит
Да соловей в саду свистит.
Молчат и Саша, и Арина,
Их спицы бедное одне
Не умолкает в тишине.
Как хорошо лицо больное
Старушки сгорбленной! Оно,
Как изваяние живое,
Всё месяцем освещено.
В руках на миг уснули спицы,
Глаза на дочь устремлены,
И неподвижные ресницы
Слезой докучной смочены.
Сверкает небо огоньками,
Не видно тучки в синеве,
А у старушки облачками
Проходят думы в голове:
"Без деток грусть, с детьми не радость!
Сынок в земле давно лежит,
Осталась дочь одна под старость -
И эту горе иссушит.
Ну что ей делать, если свахе
Старик откажет? Как тут быть?
Я чаю, легче бы на плахе
Бедняжке голову сложить!
И без того уж ей не сладко:
Работа, скука, нищета...
Всю жизнь свою, моя касатка,
Что в клетке птица, заперта.
Когда и выйти доведется,
Домой придет - печальней дом...
Глядишь, на грех старик напьется,
О-ох, беда мне с стариком!
Ну, та ль она была сызмала?
Бывало, пела и плясала,
На месте часу не сидит,
Вот, словно колокольчик звонкий,
Веселый смех и голос тонкий
В саду иль в горенке звенит!
Бывало, чуть с постельки встанет,
Посмотришь - куколки достанет,
Толкует с ними: "Ты вот так
Сиди, ты глупая девчонка...
Вот и братишка твой дурак,
Вам надо няню..." И ручонкой
Начнет их эдак тормошить...
Возьмет подаст им на бумажках
Водицы в желудевых чашках.
"Ну вот, мол, чай, извольте пить! "
Уймися, говорю, вострушка.
Отец прикрикнет: "Посеку! "
Бедняжка сядет в уголку,
Наморщит лобик, как старушка,
И хмурится. Отец с двора -
Опять потешная игра".
И мать работу положила,
Печной заслон впотьмах открыла,
Достала щепкой уголек
И стал дуть. Вдруг огонек
Блеснул - и снова замирает.
Вот щепка вспыхнула едва, -
Из мрака смутно выступает
Старушки бледной голова.
