Б. Пастернак. Стихотворения. Тт. 1-3.


9-е ЯНВАРЯ

       1
       (Первоначальный вариант)
      
       Какая дальность расстоянья!
       В одной из городских квартир
       В столовой - речь о Ляояне,
       А в детской - тушь и транспортир.
      
       Январь, и это год Цусимы,
       И, верно, я латынь зубрю,
       И время в хлопьях мчится мимо
       По старому календарю.
      
       Густеют хлопья, тают слухи,
       Густеют слухи, тает снег.
       Выходят книжки в новом духе,
       А в старом возбуждают смех.
      
       И вот, уроков не доделав,
       Я сплю, и где-то в тот же час
       Толпой стоят в дверях отделов,
       И время старит, мимо мчась.
      
       И так велик наплыв рабочих,
       Что в зал впускают в два ряда.
       Их предостерегают с бочек. -
       Нет, им не причинят вреда.
      
       Толпящиеся ждут Гапона.
       Весь день он нынче сам не свой:
       Их челобитная законна, -
       Он им клянется головой.
      
       Неужто ж он их тащит в омут?
       В ту ночь, как голос их забот,
       Он слышен из соседних комнат
       До отдаленнейших слобод.
      
       Крепчает ветер, крепнет стужа,
       Пар так и валит изо рта.
       Дух вырывается наружу
       В столетье, в ночь, за ворота.
       _______________
      
       2
      
       Когда рассвет столичный хаос
       Окинул взглядом торжества,
       Уже, мотая что-то на/ ус,
       Похаживали пристава.
      
       Невыспавшееся событье,
       Как провод, в воздухе вися,
       Обледенелой красной нитью
       Опутывало всех и вся.
      
       Оно рвалось от ружей в козлах,
       От войск и воинских затей
       В объятья любящих и взрослых
       И пестовало их детей.
      
       Еще пороли дичь проспекты,
       И только-только рассвело,
       Как уж оно в живую секту
       Толпу с окраиной слило.
      
       Еще голов не обнажили,
       Когда предместье лесом труб
       Сошлось, звеня, как сухожилье,
       За головами этих групп.
      
       Был день для них благоприятен,
       И снег кругом горел и мерз
       Артериями сонных пятен
       И солнечным сплетеньем верст.
      
       Когда же тронулись с заставы,
       Достигши тысяч десяти,
       Скрещенья улиц, как суставы,
       Зашевелились по пути.
      
       Их пенье оставляло пену
       В ложбине каждого двора,
       Сдвигало вывески и стены,
       Перемещало номера.
      
       И гимн гремел всего хвалебней,
       И пели даже старики,
       Когда передовому гребню
       Открылась ширь другой реки.
      
       Когда: "Да что там?" - рявкнул голос,
       И что-то отрубил другой,
       И звук упал в пустую полость,
       И выси выгнулись дугой.
      
       Когда в тиши речной таможни,
       В морозной тишине земли -
       Сухой, опешившей, порожней -
       Лишь слышалось, как сзади шли.
      
       Ро-та! - взвилось мечом Дамокла,
       И стекла уши обрели:
       Рвануло, отдало и смолкло,
       И миг спустя упало: пли!
      
       И вновь на набережной стекла,
       Глотая воздух, напряглись.
       Рвануло, отдало и смолкло,
       И вновь насторожилась близь.
      
       Толпу порол ружейный ужас,
       Как свежевыбеленный холст.
       И выводок кровавых лужиц
       У ног, не обнаружась, полз.
      
       Рвало, и множилось, и молкло,
       И камни - их и впрямь рвало
       Горячими комками свеклы -
       Хлестали холодом стекло.
      
       И в третий раз притихли выси,
       И в этот раз над спячкой барж
       Взвилось мечом Дамокла: рысью!
       И лишь спустя мгновенье: марш!