П.А. Вяземский. Стихотворения.


SANTA ELENA

       Giardini publici в виду святой Елены
       Напоминают нам судеб мирских измены.
       Когда Наполеон победною рукой
       Сей сад завоевал у пропасти морской
       И мирный по себе потомству след оставил,
       Который пережил всё то, чем он прославил
       И кровью обагрил торжественный свой путь,
       Когда в нем жаждою властолюбивой грудь
       Горела и ничто ее не утоляло;
       Счастливец, перед кем всё в мире трепетало,
       Людьми и царствами игравший дерзкий мот, -
       Предвидеть мог ли он, что на пустыне вод
       Его, изгнанника, другая ждет Елена,
       Где он познает скорбь и униженье плена?
       Когда в его саду его деревьев шум
       К мечтах о днях былых склоняет сонный ум,
       И остров, для него зловещий, мне предстанет, -
       С ним вместе он и сам, чудесный муж, воспрянет
       В величии своем и в немощи своей,
       Владыка гением и раб своих страстей,
       Герой и полубог великой эпопеи,
       Пред кем бледнеть должны Ахиллы и Энеи!
       Мне грустно за него; как мог и он упасть?
       Любимцу промысл дал умение и власть
       На пользу и добро создать порядок новый
       И зданью положить надежные основы,
       Стихий общественных уравновесив бой, -
       А он развалины оставил за собой.
       Что нажил он мечом, мечом же тем же прожил:
       Народы раздражил, мир бурями встревожил,
       И вихрем пламенным, который вызвал он,
       Сам на пустынную скалу был занесен!
       Царь, дважды изгнанный своим народом верным,
       Который, спохватясь, с раскаяньем примерным
       Опальный прах его на дальнем рубеже
       В отчизну перенес под песни Беранже!
       И, вновь воспламенясь к вождю посмертной
       страстью,
       Тень, имя, звук его облек державной властью!
       Да, песней тех не будь, да, Беранже, не пой,
       И ваш Наполеон, отшедший на покой,
       Остался б на скале и после смерти узник;
       Не вспомнили б о нем ни маршалы, ни блузник.
       Но ловкой выходкой удачного певца
       Французские умы, французские сердца,
       Под обаянием и магнетизмом песни,
       Давно умершему сказали: "Ты воскресни!"
       И ожил их мертвец, воскрес Наполеон:
       Освистанный в живых, в легенде вырос он, -
       Легенду смелую вновь плотью облепили
       И за сорок годов назад перескочили.
      
       Прав старый Депрео, хоть ныне брошен в пыль:
       "Француз шутник в душе, дал миру водевиль".
       И впрямь. Вся быль, весь блеск, весь шум его
       на свете -
       Трагический припев в комическом куплете,
       Или в трагическом - комический конец.
       Сей милый трубадур, сей боевой певец,
       Поющий в светлый день и в мрачную годину,
       Всё в песню преложил, и даже гильотину,
       Которую, остря едва ль не чересчур,
       Родил и расплодил всё тот же балагур.
      
       1863(?)