С плеч последнее платье свое, им поспешно накрыл их.
Что же? С ним вместе птички взвилися на воздух и, видя,
Как изумлен был Наль, совсем обнаженный, запели:
"Знаешь ли, кто мы, безумный? Мы кости, мы кости!
нарочно
Мы сюда прилетали, чтоб взять у тебя остальное
Платье; нам было досадно, что ты, совсем проигравшись,
С платьем еще оставался. Прости, безрассудный; счастливый
Путь!" - И птички исчезли. Наль сказал: "Дамаянти,
Те, от которых беду я такую терплю, кто лишили
Царства, покоя и счастья меня, от которых не смеет
Ныне меня принимать не один из нишадцев - под видом
Птиц златокрылых сюда прилетали, дабы остальное
Платье похитить мое. И теперь я, сил и рассудка
Горем лишенный, тебе самой, Дамаянти, на выбор
Всё отдаю. Та дорога ведёт по горам Ришаванским
Прямо в Авантскую землю; здесь по склоненью Виндийских
Гор, вдоль излучистой светло шумящей Пайошни проникнешь
В те места, где отшельники в кельях святых обитают;
Здесь же дорога в Видарбу". Так Наль говорил; но
рыданье
Грудь Дамаянти спирало, и слезы лились по прекрасным,
Бледным щекам. Она ему отвечала чуть слышным
Голосом: "Сердце мое замирает, и я от печали
Вся цепенею при мысли одной о том, что так сильно
В этот миг тебя, о возлюбленный друг мой, тревожит.
Царства лишенный, счастье утративший, голодом, жаждой,
Всякой нуждою томимый, царей красота, мой единый
Друг, как мог пожелать ты, как мог ты подумать, чтоб
было
Мне возможно покинуть тебя, от тебя отказаться?
Нет, мой прекрасный, тебя, изнуренного голодом, жаждой,
Горем о счастьи погибшем томимого буду и в диком
Лесе и в знойной степи утешать я и словом и взглядом.
Знай, что нет для души и для тела вернее лекарства
Верной жены". - "О! правда твоя, Дамаянти, - с улыбкой
Наль ответствовал, - нет для несчастного лучше лекарства
Верной, любящей жены. Я с тобой не расстанусь; могло ли
В ум твой войти подозренье такое? Скорее с своею
Жизнью расстануся я, чем с тобою, сокровище жизни". -
"Друг, для чего же ты мне говоришь о дороге в Видарбу?
О, мне страшно! о свет мой прекрасный, останься со
мною!
Будешь себя самого ненавидеть, меня потерявши.
Нет, мой друг, не указывай мне на эти дороги;
Вся душа во мне замирает от горя и страха.
Если же хочешь, чтоб к сродникам я возвратилась в
Видарбу,
Вместе пойдем; видарбинский царь, родитель мой Бима
Радостно примет тебя и твоим утешителем будет;
В почести будешь со мною ты жить под отеческой
кровлей".
Наль отвечал: "Дамаянти, сомнения нет, что отец твой
Радостно примет меня, и пристанище даст мне в Видарбе;
Но, бесприютный и нищий, туда не пойду я. Могучим,
Славным, богатым, подателем счастья тебе я оттуда
Вышел; могу ли туда возвратиться биссильным, бесславным,
Нищим, счастия жизни твоей разрушителем? Лучше
Вместе с тобою, о светлый мой ангел, пойду в одинокий
Путь по горам, по долинам, питаяся воздухом, жажду
Свежей росой утоляя, чтоб только лишь солнце и месяц
Ныне нас страждущих видели, прежде нас видев блаженных".
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Так утешал сокрушенную спутницу Наль; Дамаянти,
Нежно к нему прижимаясь, одела его половиной
Скудной одеждой своей; и так под одним покрывалом,
Голод и жажду терпя, дорогою трудной достигли
Оба к низенькой хижине, лесом густум окруженной;
Там, утомленные, пылью покрытые, царь и царица
Друг подле друга легли на голой земле без подушки.
Наль заснул, и скоро глубоким сном Дамаянти
Также заснула. Но сон царя злополучного длился
Мало; тяжесть лежала на сердце его; пробудившись,
Стал он думать о царстве своем, о потерянном счастьи;
Странствие в диких лесах и степях его ужасало;
Ум его помутился. "Что за судьба? - про себя он
Так говорил: - не лучше ль мне смерть, чем изгнанье
и бедность?
Эта ж несчастная, мне себя посвятившая... должно ль
Ей без вины разделять мое заслуженное горе?
Розно со мною она к родным возвратиться; со мною ж
Вместе уделом ей будет страданье одно: так не лучше ль
Нам расстаться?" так он всё думал, думал, и скоро
Внем утвердилася мысль, что ему Дамаянти покинуть
Должно. "Где бы она ни была, - он сказал, - никакая
Вражья рука ей, небесно-прекрасной, божественно-чистой,
Зла приключить не дерзнет; опасность может грозить ей
Только там, где буду с ней я, на беду обреченный".
Так он, врагом обуянный, знакомился с мыслью разлуки.
"Как же мне быть? - наконец он сказал: - я наг; уж не
взять ли
Мне половину платья ее? Но могу ли то сделать
Так, чтоб она не проснулась?" И он бродил в нерешимых
Мыслях около хижины; вдруг на земле он увидел
Ржавый кинжал без ножен; поспешно, с радостью дикой
Этот кинжал он схватил и им половину отрезал
Платья у спящей женя и той половиной покрылся.
После, как будто в испуге, зажавши глаза, побежал он
Прочь, но скоро назад возвратился горько заплакал,
Глядя на спящую. "Та, на которую ветер холодный
Дунуть не смел, которую знойное солнце не смело
Жарким лучом потревожить, краса молодая, услада
Жизни моей, подобно безумной, в обрезанном платье
Здесь на жестком камне лежил. О ангел небесный,
Свет души, Дамаянти, что будет с тобою, когда ты
Боле меня не найдешь? О дочь прекрасная Бимы,
Как же ты будешь бродить, не имея защитника в диком
Лесе, где львы и тигры живут, где змеи гнездятся.
О! вы, боги земные, боги воздушные, духи
Гор и пещер, охраняйте ее прекрасную младость!
Сам же верный ей щит ее непорочность святая!"
Так сказав, опять удаляется Наль от беспечно
Спящей спутницы, снова приходит, снова уходит,
Плача, терзаясь, то сильным врагом, то любовью влекомый.
Но наконец Кали одолел: трепещущий, бледный,
Тяжко стеная, чуть движа ногами, пошел он и скоро
Скрылся, и в диком лесу одна Дамаянти осталась.
2
Только что Наль удалился, очи свои Дамаянти
С ясной улыбкой открыла; ищет его, озираясь
Робко по всем сторонам... когда же нигде не нашелся
Друг желанный, то страх предвещательный душу пронзил ей;
Вдруг она закричала отчаянно-жалобным криком:
"Наль!" - но ответа не было. "Царь мой, - она
возопила, -
Мой повелитель, защитник, мой спутник, ужели
Мог ты покинуть меня в такой бесприютной пустыне?
Я умру от страха в этом лесу; возвратися,
Наль, мой друг, мой желанный! Ужели меня обманул ты?
Мог ли ты слово нарушить свое и меня, беззаботно
Спящую кинуть? О где ты? куда ты, в какую
Сторону, милый, пошел? Подожди, возвратися; как мог ты
Бросить жену, полжизни твоей? Иль над нею, невинной
Хочешь отмстить чужую вину? но вспомни же, что ты
Ей обещал в присутствии вечных богов? О! теперь я
постигла
В горе моем, что нам умереть в не указанный свыше
Час нельзя - иначе могла ли б прожить я единый
Миг, потерявши тебя? О нет, ты только пугаешь
Шуткой меня; перестань же, мой друг; от шуток подобных
Стынет кровь и мертвеет душа; я робко, воротися;
О! я знаю, ты близко, ты скоро покажешься; дайже
Светлые очи твои мне увидеть! О где ты? В какую
Чащу лесную ты скрылся, чтою душу мою растревожить?
Ах! но если ты вправду со мною расстался, и если
Боле ко мне не придешь и мне не подашь в утешенье
Руку, то я не себя оплакивать буду; я буду
Милый, скорбеть о тебе; ты один, что будет с тобою
В те минуты, когда ты, меня уж не видя очами,
Будешь видеть душою, и будешь звать, и нельзя уж
Будет дозваться меня, и уж боле меня ты не встретишь?.. "
Так говорила в печали своей Дамаянти, то плача
Горько, то падая с тяжким рыданьем не землю, то с
громким
Криком в земли подымаясь и лес наполняя стенаньем.
Вот после долгого плача, рыдания, крика и стона,
С чувством живого к нему сожаленья, она возопила:
"Кто бы ни был тот враг, чья зависть и злоба такое
Зло приключили царю моему, пускай испытает
Он, ненавистный, сугубое зло; пускай искуситель,
Чистую душу царя моего увлекший в такое
Дело, все муки мои в свою нечистую душу
Примет". Так проклявши врага, по дикому лесу,
Полному злых людей и чудовищ, пошла Дамаянти
Медленным шагом, куда глядели глаза, и твердила
Грустною горлицей: "Милый, возлюбленный, где ты?"
и слезы
Градом катились из глаз, и грудь разрывалась от вздохов.
Вдруг на нее с высокого дерева кинулась с страшным
Свистом змея, голодная, длинная, жадно добычу,
В ветвях древесных стерегшая. Сжатая в
крепких
Кольцах чудовища, только о милом своем Дамаянти
В час погибели думала: "Где ты? - она восклицала, -
Друг, поспеши на помощь ко мне погибающей; горько,
Горько будет подумать тебе, когда возвратишься
Снова на царство, избегнув от бед, что меня ты покинул
Так беззащитно в лесу на погибель. Отныне кто будет,
О мой царь, тебя, одинокого странника, в темном
Лесе, в знойной степи, утомленного горем, болезнью,
Голодом, жаждой томимого, в зной полуденный, в жестокий
Холод ночной утешать, ободрять и покоить? Меня уж
В свете не будет..." Но жалобный стон Дамаянти услышал
Шедший вблизи звероловец. Он кинулся к ней и, нацелив
Метким копьем, змею умертвил. Спасена Дамаянти.
Выпутав нежные члены ее из губительных колец,
Он с удивленьем спросил: "Откуда, красавица, кто ты?
Дева с глазами живой антилопы, какою судьбою
В эту пустыню зашла ты и вверглась в такую опасность?"
С грустно-приветной улыбкою повесть свою Дамаянти
Всю простодушно ему рассказала. Ее пред собою
Видя полуобнаженную, с девственно-полною грудью,
С стройно-воздушным станом, с устами цветущими, в
пышном
Шелковых, черных волос покрывале, с ярким блистаньем
Черных глаз под бровями, прекрасною, тонкой дугою
Их осенившими, он во мгновение зверской любовью
Вспыхнул; и взором бесстыдным ее пожирал он, и руки
Около гибкого стана обвить он хотел, и рвался он
К чистым устам, чтоб их осквернить поцелуем. Но гневом
Очи ее, как небесная молния, вспыхнули; грозно
Душу пронзающий взор на него она устремила.
"Если то воля бессмертных, чтоб мною владел без раздела
Данный мне ими супруг, то теперь же пади бездыханен,
Враг ненавистный, на землю!" - сказала она, и лишь
только
Гневное слово язык произнес, как уж святотатец
Мертв перед нею лежал, убитый ее заклинаньем.
3
Чудом спасенная, снова пошла Дамаянти пустынным
Лесом вперед, и чем далее шла, тем мрачней становился
Лес; деревья сплеталися ветвями; мошки, густою
Тучей клубяся, жужжали; рыкали львы, и ужасный
В хворосте шорох от тигров, буйволов, рысей, медведей
Слышался ей; нигде дороги не было; всюду
Падшие гнили деревья; меж трупами их пробивались
Дикие травы, в которых шипя ворочались змеи;
Вправе и влеве, в кустах и в вершинах деревьев раздавались
Крики орлов плотоядных и хлопали крыльями совы.
Лес наконец уперся в высокую гору, где жили
С давних лет великаны и карлы, которой вершина
В небо вдвигалась, а темное чрево хранилищем редких
Камней бвло. Там чудно скалы на скалы громоздились;
Били живым серебром по бокам их ключи; водопады
Мчались, сверкали, кипели, ревели меж скал; неподвижно
Черная тень лежала в долинах и ярко блистали
Голые камни вершин; в бездонно-глубоких пещерах
Грозно таились драконы и грифы. Такою дорогой
Шла Дамаянти, сама не зная куда, с неизменной
Верностью к другу, ей изменившему, с сердцем смиренным,
С чистым в душе целомудрием, с верой, не знающей
страха;
Шла она, шла и пришла в пустынное место; и в грустных
Мыслях о друге далеком младые уста растворила
К жалобе нежной, и так, поминая его, говорила:
"Где ты, царь благородный, нишадец прекрасный, могучий?
Где ты? Куда ты пошел, мой владыка, покинув в безлюдном
Месте меня без защиты? Скажи мне, как мог ты, усердный
Жертв приноситель богам, позабыть о нашем союзе?
Ведды читатель, как мог ты обет свой нарушить? Как
можешь
Добрым молиться богам, повелевшим тебе быть защитой
Данной ими жены, как и мне они повелели
Следовать в самую смерть за владыкой моим? О! зачем ты
Слово нарушил? Виной ли какою я то заслужила?
Или тебе не жена я? Скажи же, ответствуй; зачем ты
Так жестоко отрекся меня, обещав мне иное?
Или открой мне, где ты теперь веселишься, оставив
В горе меня безутещном? Ответствуй, куда ты, нишадский
Царь, ушел? По тебе твоя видарбинка тоскует;
Сын Виразены могучего, дочь благодушного Бимы
Кличет тебя; О Наль мой, откликнись твоей Дамаянти;
Голос подай ей в этой пустыне; ей здесь угрожает
Леса властитель, кровавый, голодный тигр; неужели
Ты ответа не дашь мне, грустящей, плачущей, ждущей,
Брошенной, слабой, иссохшей от голода, пылью покрытой,
Ночью и днем бесприютной, одежды лишенной, бродящей
В страхе, как матки лишенная лань? Неужели ко мне ты,
Друг, не придешь? Я зову, но дозваться тебя не могу я;
Всюду с тобой лишь одним говорю, а ты безответен;
Ты, из людей благороднейший, блеском очей, величавой
Стройностью стана, лица красотою божественный, где ты?
Где ты? И где тот, кому б мне сказать: не видал ли ты
Наля?
Кто б мне отрадное слово в ответ: твой
прекрасный,
Твой желанный, о ком ты так плачешь, так сетуешь,
близко! -
Вот бежит владыка лесов, острозубый, могучий
Тигр; я без страха к нему подойду и скажу: благородный
Тигр, владыка лесов, я царская дочь Дамаянти,
Светлого Наля жена, одинокая, сирая, в горе,
В страхе, в нужде, за ним безотрадно бродящая; где он?
Если ты знаешь об этом, зверей повелитель, скажи мне;
Если же нет, то скорее меня растерзай, чтоб от муки
Душу мою исцелить. Но, мои молящие вопли
Слыша, зверей повелитель к реке, впадающей в море,
Мимо, ответа не дав мне, из леса уходит. Я вижу,
Там подымается, в небо упершись вершиной, обвитый
Пышным венцом из дерев и кустов благовонных, цветами
Ярко пестреющий, солнечно-блещущий, слитый из твердых
Скал, насквозь просиянный металлами, рек и потоков
Древний отец, лесов неприступная башня, пустыни
Сторож, владыка гор-подойду и скажу: о владыка
Гор первозданный, спокойно-блаженный, прохладно-
росистый,
Тучеподобный, земли подпиратель, тебе поклоняюсь;
Слезно тебя, о великий, молю, скажи: не видал ли
Наля? Я дочь благодушного Бимы царя, Дамаянти;
Сын Виразены, Наль Пуньялока, супруг мой, Нишады
Царь богомудрый, глубоко постигнувший Ведду святую,
Чистый и мыслью и словом и делом, гонимых защитник,
Зла истребитель, сеятель благ, мне данный богами
Спутник, покинул меня и расставшися с ним, я рассталась
С жизнию. Ныне к тебе прихожу, многоглавый властитель
Гор, с высоты всё объемлющий оком, скажи: не видал ли
Наля? Ответствуй, могучий создания первенец; словом
Сладкой надежды утешь сироту, как отец утешает
Дочь сокрушенную: где мой возлюбленный? где мой
желанный?
Где мой прекрасный, мой более жизни мне милый сопутник?
Где мой царь, мой владыка, мой вождь, мой ангел-хранитель?
Рвется сердце к нему; по нем душа унывает;
Очи ищут его и голоса милого жаждет
Слух, и грудь сгорает желаньем прижаться ко груди
Жаркой его... О! когда же придется услышать мне снова
Милое слово из сладостных Налевых уст: Дамаянти!"
Так говорила в своем сокрушеньи с горою пустынной
Бедная царская дочь, но гора не дала ей ответа.
Глава пятая
1
К северу лесом пошла Дамаянти; три дня и три ночи
Шла она; вдруг перед нею явилась чудесно-густая
Роща из райских дубов; кругом живая ограда
Вся в цвету и исполнена тихим небесным сияньем
Внутренность. Там обитали отшельники, мира отрекшись.
Строгие постники, чувств обуздатели, помыслов светлых
Полные, чистой душой на земле небожители, в этой
Роще жили они, с собою розно, с одними богами
В тесном союзе; им пищей роса и воздух, одеждой
Листья древесные были. Дивяся, смотрела на этот
В дикой пустыне сокрытый эдем Дамаянти; там было
Всё благовонно; цветы и плоды сияли меж темных
Листьев; сверкали ручьи; на их берегах антилопы
С легкими сернами прыгали; ветви обвивши хвостами,
С криком качались на них обезьяны; по сучьям деревьев
Ползали, перьями ярко блестя, попугаи. Свободно
Царская дочь вздохнула, святую увидя обитель;
Всё чаруя небесно-смиренной прелестью женской,
Темнокудрявая, сладостно-стройная, тихо, как будто
Вея по воздуху, к старцам святым подошла Дамаянти;
Ласково приняли старцы ее, и она им сказала:
"Мир вам, угодники; трудное дело спасенья успешно ль
Вы совершаете? Жарко ль пылает огонь покаянья?
Звери и птицы спокойны ль в обители вашей? Самим вам
Всё ли во благо?" Они отвечали: "Всё нам во благо;
Будь равномерно во благо всё и тебе. Но скажи нам,
Кто ты, краса неземная? Чего ты желаешь? Нас светлый
Образ твой всех изумил; успокойся у нас и открой нам,
Кто ты? Богиня лесов, иль полей, иль потоков?" На то им,
Тихо вздохнув, Дамаянти сказала в ответ: "Не богиня
Я лесов, полей и потоков, но слабая, тяжким
Горем гнетомая, смертная женщина; вам, благодушным
Старцам, я всё расскажу. Владыка Видарбы, могучий,
Славнодержавный Бима мой отец; властитель Нишады,
Грозный могуществом, в каждом бою победитель,
великий,
Светлый душою, неба достойный земли уроженец,
Правды защитник, правд вещатель, божественно-царским
Блеском сияющий, градохранитель, градорушитель,
В светлых очах солнца и месяца блеск совместивший,
Наль, мой супруг, игроком коварно-искусным был
вызван
В кости играть; и ему все царство свое он проигра.
Имя мое Дамаянти; одна по лесам и пустыням
Вслед за Налем скитаюсь, крушима горем и ныне,
Старцы смиренные, к вам прихожу, чтоб узнать,
не встречался ль
Где нибудь вам мой утраченный царь? Не видали ль
в эдемской
Роще своей вы его, за которым я следуя этот
Полный тиграми лес перешла? Скажите мне старцы,
Встречу ль его я? А ежели нет, то не лучше ль покинуть
Жизнь? О! на что мне она? одно нетерпимое бремя
Жизнь без него, усладителя жизни".
На жалобы царской
Дочери, с нежным об ней сожалением, так отвечали
Старцы, читая пророчества в будущем: "Праведны боги!
Веруя им не смущайся душой, прекрасная, светлы,
Тихи и чисты, как очи твои невинностью ясной
Полные будут грядущие дни для тебя; то являет
Нам откровение свыше: ты снова увидишь супруга;
Снова он будет царем, от вины невольны чистый,
Царски венчанный, грозный врагам, утешение ближним,
Скорби твоей исцелитель, жизни твоей украшенье,
Прежний твой друг, твой защитник -
и все то
Сбудется, если в тебе не ослабнет терпенье и верность... "
То сказавши, тихо исчезли пустынники; с ними
Вместе и утвари их, и жертвенный огнь, и молитвы
Место и свежесть эдемски-сияющей рощи исчезли...
В темном лесе одна Дамаянти осталась, и было
Все пустынно кругом. Дамаянти сказала: "Не сон ли
Мне привиделся? Где святые отшельники? Где их
Роща? Где их живые ключи, их звери и птицы?
Где их цветы благовонные?" Так в изумленьи подумав,
Снова печали своей предалась Дамаянти; но чудный
Призрак ее ободрил и пошла с упованием дале.
По лесу долго скиталась в горе своем Дамаянти;
Вдруг попадается ей деревцо, одареннное чудной
Силою души целить; у людей его называют
Дерево Гореуслад, у богов Азока. Царевна
К этому дереву, лес оживляющему запахом сладким,
Цветом покрытому, с сенью густою, проникнутой звонким
Пением птиц золотистых, тотчас подошла и заводит
Речь с ним такую: "Блаженное дерево, чудный, прекрасный
Гореуслад, благовонный, Гореуслад, услади ты
Горе мое; цветущий Азока, скажи, не видал ли
Ты моего супруга, царя нишадского Наля?
Где он скитается? Помнит ли он обо мне? О! Порадуй!
Сердце мое доброй вестью о нем, цветоносный Азока;
Дай мне уйти от тебя с утешеньем; сам же в приюте
Леса цвети, никем не обиженный, чистый, душистый,
Сладостный Гореуслад, усладитель всякого горя".
Так говоря, сорвалаДамаянти с чудного дерева ветку
Потом с ним прощаясь, промолвила: "С этой веткой
Скорбь и печаль, и нужду, и заботу беру я с собой;
Ты же, свободный от скорби, печали, нужды и заботы,
Здесь оставайся, и если царя моего ты увидишь,
Молви ему, что отсюда печальное все унесла я,
Дай ему тень и покой, чтоб под кровлей твоей беспечальной,
Гореуслад, он мог усладится от горя".
С сими словами царская дочь удалилась;
Снова пустынным лесом пошла, и снова пред нею
Стали являться деревья с огромною сенью, крутые
Горы, скалы разновидные, темные дебри, потоки;
В ветвях деревьев шумели порхали ипели
Птицы лесные, и всюду ей в дикой глуши попадались
То кабан, то шакал, то буйвол, то рысь, то пантера.
Так Дамаянти скиталася долго. Вдруг на широкой,
Чистой поляне представился ей караван многолюдный;
Лес оглашался криком людей, скрипом повозок,
Ржанием конским, топотом слонов тяжким и ходом верблюдов,
Вдоль широкой реки, густым тростником опушенной
(Где укрывалися цапли и белые лебеди звучно
Голос свой подавали, где светлая влага кипела
Множеством рыб, черепах и змей), караван тот тянулся.
Кинулась к людям царевна; ее появленье
Всех поразило; полу-нагая, одним покрывалом
Шелковых, длинных волос, по плечам и грудям в беспорядке
Вьющихся, чудно-одетая, бледной подобная тени,
С горя иссохшая, вся в пыли, но все как небесный
Ангел прекрасная-так им явилась в лесу Дамаянти.
В страхе одни от нее убежали, другие безмолвно
Ей смотрели в лицо, иные смеялись, иные,
Боле имея рассудка, приблизились к ней с состраданьем.
"Кто ты образ небесный? - спросили они. - Для чего ты
В этом лесу? Земной ли ты человек иль созданье
Высшее, горный, могучий дух, иль дева потока,
Или иная бессмертная? Будь нам встреча с тобою
Знаменьем добрым. Тебе мы себя предаем, чтоб дорогу.
Наш караван совершил безопасно". На это вздохнувши,
Царская дочь отвечала: "Не с неба сошла я; земная,
Бедная, жалкая странница я; мой отец видарбинский
Царь мой супруг обладатель Нишады Наль знаменитый;
С ним в разлуке, его я ищу, и не ведая где он.
Если что слышали вы о владыке моем, то скажите,
Где мне с ним встретиться, где я найду прекрасного Наля,
Наля, царя львиносердного, грозно-отважного в битвах?"
Вождь каравана, богатый купец, по имени Зуччи,
Ей отвечал: "Нигде на путях, по которым давно уж
Странствуем мы, нам доныне никто не встречался, кто б имя
Наля имел; оленей, медведей, буйволов, тигров,
Мног в этом лесу; но до сих пор еще человека,
Кроме тебя, мы здесь не видали". - "Куда ж вы идете?" -
Снова спрсила Дамаянти. "Идем в знаменитый
Город Шедди, - ответствовал Зуччи; - Им ныне владеет
Царь Сувегу и в царском дворце его обитает
Вместе с ним его благодушная мать, драгоценный
Перл добродетели женской". Услышав о том, Дамаянти
В город Шедди решилась итти; Пристать к каравану
Зуччи ее пригласил. С караваном пошла Дамаянти
3
Долго с печалью одна бродив по лесам, Дамаянти
Спутников много имела теперь, но была и меж ними
Все, как и прежде, с печалью одна. По горам, по долинам
Шумным потоком валил караван. Вот однажды с закатом
Солнце, они очутились у тихого озера; в темном
Лесе скрывалось оно; берега облекались зеленым
Бархатом свежей травы; как стекло неподвижно-прозрачный
Были воды; и в чистом зеркале их водяные
Розы и лилии ярко сияли и бисером пены
Легкие струйки ласкаяся с ним, осыпали их листья. Берег кругом
Был лучист и воды в него то глубокой бухтой входили
То он в их широкое их лоно зеленым
Мысом вдавался. Усталые путники, в этом приютном
Месте ночлег учредив и снявши с слонов и верблюдов
Лишнее бремя, спокойно легли на траве под открытым
Небом и скоро заснули. Вдруг в полночь (когда в караване
Все как мертвые были от сна) с горы прибежала
С страшным хрипением стая диких слонов, чтоб в потоке
Жажду свою утолить, пылая томительным жаром.
Но, почуявши близость слонов каравана, свирепых
Бешенством, пенясь и фыркая, кинулись все на заснувших
Смирных врагов; никакою силою грозных чудовищ
Было нельзя удержать; как в долину, сорвавшись с высокой
Горной вершины, катятся скалы, так, ломая деревья,
Вдруг слоны ворвались в караван и топтали лежащих
Сонных людей. Со стоном и криком все поднялися.
Все смешались слуга, господин, старик и младенец;
Ночью, страхом и сном обуянные, сами не зная,
Что за беда и откуда, кто в лес, кто в к воде побежали.
Слыша хрипенье и топот, видя во мраке мельканье
Черных огромных теней, давимые тяжкой ногою,
Острым клыком пронзенные, сжатые хоботом сильным,
В диком беспамятстве, люди, верблюды и кони бросались
Друг на друга, и сами в смятеньи друг друга губили,
Силясь спастися; те кучей на дерево лезли, цепляясь
Низшие за ноги низших и падали вместе, другие
В яму свергались, или набегали на камень, иль в воду
Слепо кидалися: разом исчез караван многолюдный.
Многих в минуту всеобщей беды корысть обуяла;
Голос лукавый шепнул им: "Куда вы бежите? Погибель
Общая - общим и всякое стало богатство - берите
Все, что достанется в руки; вот куча рассыпаных перлов,
Вот драгоценные камни, вот золото, смело хватайте;
Нищей нынче завтра будет богач..." и погибли
Все, кто предавшись корысти, замедлили бегством спастися.
В это мгновенье, когда как поток разливалась отвсюду
Гибель, проснулась, хранимая силой богов Дамаянти.
Видя очами дотоле невиданный ужас,
Видя и слыша, как мчалася смерть над ее головою,
Вся трепетала она, и готовясь погибнуть грустила
Только о милом, далеком, навек покидаемом друге.
Но когда миновалася буря и снова все стало
Тихо в лесу, собирались понемногу спасенные. "Чем мы
Гнев несказанный такой на себя от богов обратили? -
Так рассуждали они. - Позабыли ль почтить мы дарами
Бога, сокровищ хранителя? Иль караваном был встречен
Кто-нибудь, дерзкий хулитель бога торговли? Иль птицы,
Нам враждебные, в эту ночь пролетели над нами?
Или то было влияние зловредных планет?.. "Напоследок
Вот что сказали они: "Вся беда нам от встречи
С этой безумной, нагой и исчхалой и бледной бродягой.
Кто она? Чародейка, жена или дочь великана,
Небом проклятая? Если опять на глаза попадется
Эта волшебница нам, то ее мы не добрым приветом,
Камнями встретим. Она своим колдовством погубила
Наш караван". Такие слова в темноте Дамаянти
Слыша, с печалью, стыдом и страхом в чащу лесную
Скрылась. "О, горькая участь моя! - она говорила,
Тяжко рыдая. - О, счастье, меня обманувшее! снова
Целым светом покинута я. Какою виною
Я на себя навлекла гоненье такое? Кому я
Делом иль словом иль мыслью зло приключила? Знать
в прежней
Жизни была я преступна: за то и в теперешней должно
Мне до гроба страдать, за то и гоненье такое
Мне от людей, за то и разлука с супругом, утрата
Царства, от милых детей и от милых родных отлученье,
Странствие по лесу, полному тигров и змей, бесприютность
В холод и зной, нищета, сиротство и ужас, и горе".
Утро меж тем занялось; в небольшую толпу собралися
Все, непогибшие в страшную прошлую ночь, и в дорогу
Снова отправились, плача о горькой утрате богатства,
Плача о мертвых друзьях. Вот снова покинута ими
В диком лесу Домаянти, и горе ее превышало
Все их страдания вместе. "О! чем же, чем (говорила
Плача она) такую беду на себя навлекла я?
Злая участь моя и слонов приманила на гибель
Этих несчастных, мне давших защиту; за то и должна я
Долгим страданьем мне выплатить долг; я чувствую в тяжком
Неба никто не умрет, и моей истерзаной груди
Хобот слона не коснулся. Так! без судьбы совершиться
С нами ничто не может на свете; я за собою
С самых младенческих лет никого не ведаю злого
Дела, не помню ни мысли худой, ни виновного слова -
В том ли мое преступленье, что я для прекрасного Наля
Светлых отвергла богов и не мстят ли уж гневные боги
Мне за земную любовь безотрадной земною печалью?"
Так говоря, Даманянти пошла по следам каравана
Издали, в чаще таяся лесной, как в облаке месяц.
Глава шестая
1
Вот наконец Даманянти дошла до города Шедди.
Грустно стояла она у ворот, не входя в них, стыдяся
Бедной одежды своей, обрезанной Налем, и смятых
Долгих волос, в беспорядке ей грудь покрывавших.
Жители города Шадди, встречаяся с ней удивлялись
Странному виду ее и дети за нею бежали
С криком; их шумной толпою следимая, скоро к палатам
Царским пришла Даманянти. Там, на площадке высокой
Кровли мать царева стояла. Увидя идущую, старой
Мамке своей сказала она: "Поди, пригласи к нам
Эту жалкую странницу, чистый, дымом затменный
Огнь красоты, народом теснимою. Верно приюта
Ищет она. Я вижу в ней нечто высокое; дом наш
Светом наполнит она блгодатным". Представилась старой
Матери царской младая царская дочь. И царица,
Ласковым взором встретя ее, сказала приветливо:
"В самом затменьи печали твой образ сияет, как в темной
Туче яркая молния. Кто ты? Куда и откуда
Путь твой? Лицо твое неземное, хотя и покрыто
Нищенским рубищем тело твое; одна без защиты
Странствуешь ты по земле и людей не страшишься, как
чистый
Ангел. Скажи ж мне званье твое? "Дружелюбной
Речью такой ободренная, так Дамаянти сказала:
"Я не ангел, царица, я смертный простой человек; но
породы
Я не простой. Огорченная тяжкой разлукой с супругом,
Вслед за ним, чтоб его отыскать, по земле я скитаюсь,
Женским себя рукодельем питая; плоды и коренья
Пища моя, а пристанище там, где укажут мне боги.
Доблестный, мудрый, прекрасный, богатый сердцем
избранный
Милый супруг мой расстался со мною; царица, несчастлив
Был он: в игре роковой свои богатства утратив,
Нищим он дом свой покинул и в лес с одною одеждой
Скрылся; за ним я пошла, чтоб имел он в печали отраду.
Та, изнуряемый голодом, он, рождённый на несчастье,
Платье последнее с плеч потерял: кто богами назначен
В жертву беде, у того похищает и ветер и птица
Платье; я днём и ночью шла я за ним, беспокровным.
Раз случилось, что я, утомлённая в лесе заснула...
Ах! он скрылся, он бросил меня, унёс половину
Бедной одежды моей. С той поры и денно и ночно
Вслед за ним, весельем и светом души, я по тёмным
Диким лесам, по широким лесам, по долинам
Странствую; одежды моей половину возвратить мне он
Должен, иль взять у меня половинную, сердцу
Тяжкую жизнь, как одной половине одежды другая
Надобна; так и мне другую себя половину
Должно найти иль жить перестать". С состраданьем царица,
Выслушав жалкую повесть её, отвечала: "Останься
С нами, блаженно-скорбящая; радовать будет не сердце
Светлая близость твоя. не медли немало, повсюду
Мы разошлём гонцов за супругом твоим; но случится
Может, что он ненароком зайдёт и сюда, где его ты
Будешь ждать в безопасно-спокойном приюте". На то ей,
Горе твоё обуздав, сказала в ответ Дамаянти:
"Здесь я охотно останусь, если ты мне обещанье
Дашь, царица, исполнить такое: чтоб низкой
Должности я не имела, служа лишь тебе, чтоб объедков
В пищу не не давали, чтоб доступ ко мне запрещён был
Всем мужчинам, чтоб каждый, кто мной завладеть пожелает,
Смертью наказан немедленно был - такую дала я
Клятву богам, чтоб найти помогли мне супруга; видаться ж
Только с одними браминами буду. Когда, ты царица,
Примешь такое условье моё, тогда с благодарным
Сердцем останусь". - На то отвечала царица: "Исполню
Всё и свят для меня твой обет". Потом приказала
Вызвать из царских покоев церевну Сунаиду,
Дочь свою. Скоро царевна явилась, венком многоцветным
Резво-прелестных подруг окружённая. "Видишь, Сунаида,
(Мать ей сказала) эту пришелицу в бедной одежде?
Ей ты летами ровесница; но испытания жизни
Дали ей раннюю зрелость; люби её как подругу;
Ласково с ней обходись, уважай, чтоб с тобою
Сердце её отдохнуло, чтоб ты в сообществе с нею
Пользу нашла для души". Сунаида, с весёлостью детской
За руку взяв Дамаянти, её увела. И осталась
С той поры Дамаянти подругой царевны Сунаиды.
2
Наль, столь жестоко покинув свою Дамаянти прискорбен,
Сумрачен, шёл по пустыне и, сам пустыня, с собою
В горе расстаться желал. Когда раскалённое сонлце
Зноем пронзало его, он ему говорил: "Не за то ли,
Солнце, ты жжёшь так жестоко меня, что я Дамаянти
Бросил?" Он горько плакал, когда на похищенный лоскут
Платья её глаза обращал. Изнуряемый жаждой,
Раз подошёл он к ручью; но, увидя свой образ в водах,
С ужасом кинулся прочь. "О, если бы мог я разлучиться
С этим лицом, чтоб быть и себе другим незнакомым!"
Он воскликнул и в лес побежал; и вдруг там увидел
Пламя - не пламя в лесу, а в пламени лес - и оттуда
Жалобный голос к нему вопиял: "Придёшь ли, придёшь ли
С мукой твоею к муке моей, о Наль благодатный?
Будь мой спаситель и будешь мною спасён. Изумлённый
Налт вопросил: "Откуда твой голос? Чего ты желаешь?
Где ты и кто ты?" - "Я здесь, в огне, благородный, могучий
Наль. Ты будешь столько бестрашен, чтоб твёрдой
ногою
В пламя вступить и дойти до меня?" - "Ничего не
страшусь я,
Кроме себя самого с той минуты, когда я неверен
Стал моей Дамаянте". - С сими словами он прямо
В пламя пошёл, оно подымалось, лилось из глубоких
Трещин земли, вырастая в виде глубоких
Густо сплетённых огнисто-багровыми сучьями, чёрно-багровый
Дым венчал их вершины. В сём огненном лесе
Наль очутился один - со всех сторон устремлялись
Жарки ветви навстречу ему, и всюду, где шёл он,
Частой травы из земли пробивалось острое пламя.
Вдруг он увидел в самом пылу, на огромном, горячем
Камне змею: склубяся, дымяся, разинутой пастью
Знойно дышала она под своей чушуёй раскалённой.
Голову, светлой короной венчанную, тяжко поднявши,
Так простонало чудовище: "Я Керкота, змеиный
Царь; мне подвластны все змеи земные; смиренный
пустынник
Старец Нерада проклял меня и обрёк на такую
Муку за то, что его я хотел обмануть. Ты, рассказ мой
Слушая, стой здесь покойно: той покойно под страшным
Пламенем, жарко объявшим тебя, чтоб оно затушило
Бурю души, чтоб душой овладевший Кали был наказан,
Чтоб, наконец, ты очищенный, снова нашёл, что утратил.
3
Слушай же повесть мою, - продолжал, задыхаясь от жару,
Царь змеиный; и Наль, терпеливо снося нестерпимый
Пламень, внимательно слушал. - Нерада, смиренный
пустынник,
Чудный сад насадил вкруг кельи своей; и в саду том
Был все земные деревья и травы, и было
Много там светлых ручьёв и сеней, прохладно-тенистых.
В этот сад пригласил он всех незловредных животных;
Всех скользящих, плавающих, ходящих, скакать иль ползать
Созданных; всех же зловредных, терзающих зубом, когтями
Рвущий, иль жалом прознающих проклял и вход
запретил им
В сад свой. Из змей, мне повластных, в него приникать лишь
дозволил
Только одним, неимеющим жала, безвредно скользящим по травке
Вьющимся, р'осу сбтрающим с цветов иль из ягод сосущим
Сок благовонный. Из этих красивых, незлобно-весёлых
Змеек, одна любопытно отважная, резвая змейка
Раз без всякого умысла, в саду по деревьям
Ползала, ярко блестя чешуёю на солнце; вдруг видит
Домик воздушный, сплетённый из тонких былинок и моха:
Он на ветке висел качался, как люлька; то было
Гнёздышко маленькой птички: самой же хозяйки
Не было в нём; она улетела за пищей; яички
Лёгким прикрытые пухом, лежали в гнезде. Перегнувши
Тонкую ветку свою через ветку, в гнездо опустила
Голову змейка - и видит: яйцо там лазурного цвета;
Каплей росы оно показалось, и змейке напиться
Вдруг захотелось; лизнула яйцо; яйцо раскололось.
В эту минуту в гнездо птичка прилетела; увидя,
Что там наделала змейка, с жалобным криком бросилась
Прямо к Нераде она. Нерада во гневе ужасен.
Тут же погибла бы змейка, когда б не успела проворно
Из саду скрыться. Она спаслась ко мне. Но блаженный
Старец потребовал строго, чтоб я преступницу выдал.
Я не посмел отказать; я спросил: "Чего ты желаешь?
Как повелишь её мне казнить? Я царь; самому мне
Должно виновных наказывать подданных". - "Видеть хочу я
Завтра её ж на заборе сада висящую, - строго
Мне отвечал Нерада, потом, по прошествии трёх дней,
Сам я её перед всеми сожгу, чтоб опасался
Кто бы то ни было сад мой тревожить зломышленным
делом".
Был мне прискорбен такой приговор; любил, как родную
Эту милую змейку; поспешней других и вернее
Вести она приносила ко мне. Пред мной извивалась
В страхе, она вздымалда ко мне головку.
Я ей сказал: "Проворней вылезь из кожи". Не нужно
Было того повторять; в минуту в новой одежде
Змейка явилась моя, предо мною оставив
Старую. Точас, двух сильных удавов призвав, я велел им
Кожу пустую с приличным обрядом повесить на тыне
Сада. Когда через три дня снимет её он, то конечно
Станет думать, что солнце её иссушило, так мыслил
Я, уповая, что мой мне удастся обман. И доволен
Был Нерада моим послушаньем, увидя на тыне
Кожу висящую; ветер её колыхал. "Как живая, -
Молвил Нерада, - она гибка и вертлява; но краски
Кожи потускли: бледная смерть её обхватила".
Тем бы и кончилось, когда на беду не приспела бы
Птичка. Она недовольна была законной казнью:
Собственным мщеньем себя ей хотелось потешить;
к висящей
Коже она подлетела, чтоб оба глаза у мёртвой
Выклевать - что же? Их нет; сквозь пустые скважины
так же
Видит она, что и внутренность кожи пуста. И к Нераде
Тотчас она полетела. "Тебя обманули, змеиный
Царь не змейку, а змейкину кожу повесил", - пропела
Птичка. Страшно Нерада разгневался; вдруг он явился
Здесь, где тогда я на том камне лежал и на солнце
Грелся один - при мне ни змеи, ни ужа, ни дракона,
Стражей моих тогда не случилось; я спал. На громовый
Голос Нерады проснувшись, хотел я вскочить, но, могучим
Взором его обессилев, не мог шевельнуться. "Предатель, -
Старец сказал мне: - тебе обмануть меня удалося:
Призрак за сущность я принял; змеинкину кожу пустую
Вместо змеи я предал огню, виновну, спас ты.
Сам за неё наказанье прими, не сойдёшь ты отныне
С этого камня; но будешь ты здесь не на солнечном свете
Греться - а пламя иное зажгу круг тебя; несгорая,
Будешь гореть в нё, шипя и свистя от тоски и меняя
Кожу за кожей в жалкой надежде, что сон утолится.
Кончатся муки твои лишь тогда, когда к тебе издалёка
Некто придёт, самому себе ненавистный образ
Свой утратить желающий. Его из средины
Пламени ты позовёшь и он бесстрашной стопою
В пламень войдёт, чтоб избавить себя от мучений, сильнее
Муки твоей раздирающих, если достанет
Твёрдости в нём, чтоб среди нестерпимого жара спокойно
Выслушать повесть твою - тогда ты спасён, прекратится
В ту же минуту твоё наказанье, и сам, по исходе
Года со днём, всё возвратит о чём сокрушается сердцем.
Но чтоб в страданье сём ты мог издалёка
Звать искупителя, имя его я открою:
Он называется Налем". С сими словами Нерада
Скрылся и муки мои начались. Окружала мой камень
Голая степь; вдруг услышал и шорох и треск; озираюсь -
Всюду из трещин земли, как острые иглы, выходит
Пламя, всё гуще и гуще растёт; прокованный к камню,
Чувствую я, как всё надо мною, как всё предо мною,
Камень, на коем лежал я, и воздух, коим дышал я,
Мало-помалу в пронзительный жар обращалось; сначала
Было то пламя, как тонкая гибкая травка; слилося
Скоро оно в кустарник густой; напоследок воздвиглось
Лесом широким, в котром каждое древо было
Всё из огня; языками горящими листья шумели;
Ветви со всех сторон вилися; как вихорь
Огненный слившись, качались вершины; и дым громовою
Тучей над ними клубился. Теперь испытал ты,
Наль бесстрашный, муку мою. Напрасно я жался,
Пламень втягивал тело моё до тех пор, покуда
Кожа на нём не лопалась, снова потом на минуту
Я сжимался, чтоб вытерпеть то же мученье.
Целых семь лет протекло с той поры, как лежу я на этом
Камне в огне; а временный медленный ход замечал я,
Каждый час повторяя однажды: "придёшь ли, придёшь ли
С мукой твоею я к муке своею, о Наль благодатный?"
Вот наконец ты пришёл ты. Но знай, что здесь о тебе я
Частые слухи имел; мне подвластные змеи, которым
Все на земле дороги известны, ко мне ежедневно
Змеек-гонцов присылали, и каждая, верно исполнив
Долг свой и весть передав мне, прямо в огне предо мной умирала;
Видишь, как много здесь собрано кож их истлевших.
От них-то
Мог я проведать, как ты полюбил Дамаянти;
Как цари и царевичи созваны были в Видарбу;
Как мой гонитель Нерада, пресытясь земными плодами,
Сад небесный богов посетил, там он посеял
Сладостных слов семена, от которых мгновенно желанье
Выросло в сердце богов на землю сойти; как богами
Был ты послан в Видирбу, я знаю, о Наль благородный,
Также и то, что тебе самому досель неизвестно:
Как закрался Кали в твоё непорочное сердце.
Сведав, что царство твоё ты утратив, что вмете с супругой
Бродишь нагой по горам и степям, что её наконец ты
Сам покинул, я был утешен надеждой, что скоро
Сбудется то, что теперя сбылося. Благословляю,
Наль, и тебя, и приход твой; уже мучительный пламень,
Жегший отныне меня, уступает сходящей от неба
Сладостной свежести. Наль, не страшись, приступи и, на
палец
Взявши меня, вынеси из пламени". Керкота умолкнул,
Свился проворно лёгким кольцом и проворно овиснул на пальце
Наля; и с ним побежал из пламени царь, и при каждом
Шаге оно слабело и гасло, и скоро
Всё исчезло, как будто его никогда не бывало.
Свежий, почувствовав воздух, трепетом сладким спасенья
Весь проникнутый, быстро отвившись от Налева пальца,
Змей вдруг бесконечной, чушуйчатой лентой вдруг растянулся;
С радостным свистом пополз он к ручью, где увидев,
Образ свой, Наль самого себя глубоко испугался, глубоко
Всунул в воду голову и с жадностью долгую жажду
После толь долгого жара стал утолять - толь истощилась
Вода ручья, а змей по-прежнему стал полон.
Силы свои возвратив, он, блестя чешуёю на солнце,
Налю сказал: "Подойди, перед нашей разлукой ты должен
Зубы мои перечесть; в таком долголетнем от муки
Скрежете я много зубов мог потерять иль испортить".
Наль подошёл; перед ним оскалились зубы, считать он
Начал: перв'ой, другой, четвёртый. "Ошибся, ошибся, -
С гневом царь-змей зашипел, - ты не назвал третьего зуба".
С этим словом кольнул он третьим неназванным зубом
Наля в палец - и тут же почувствовал Наль, что с собою
Он как будто расстался; свой собственный образ
В зеркально-светлом щите, на царёвой шее висевшем,
Он увидел; отом тот образ мало-по-малу
Начал бледнеть и скоро пропал; и мало-по-малу
Место его заступил другой некрасивый; и Налю
Стало ясно, что это был образ его же, и боле
Не был он страшен себе самому в таком превращеньи.
"Видишь, - Керкота сказал, - желанье твоё
совершилось:
Ты превращён, ты расстался с собой, стал никем ты,
Даже своею женою не можешь быть узнан. Простимся;
В путь свой с богами иди ты, и не думай, что мог быть
опасен
Яд мой тебе; те в твоё он чистое седце проникнул,
Нет! а в того, кто седцем твоим обладает: отныне
Будет жить он там и мучиться. Ты ж, превращенный,
с надеждой
Путь продолжай; ищи в чужых странах пропитанья;
Но не забудь о стихийных дарах, от богов полученных
В брачный день они для тебя не потеряны; помни,
Наль, об этом; и также твоё искусство конями
Править тебе сохранилось. В царство Адойское прямо
Путь свой теперь обрати; там ты увидишь царя Рутуперна;
Нет на земле никого, кто с ним мог сравниться в искусстве
Счёта и так бы в кости играл. "Я, Вагука, правитель
Коней", скажи ты ему для себя; и если он спросит,
Много ли можешь в день проскакать? "Сто миль", отвечай ты.
Он твоему научиться искусству захочет; за это
Сам научит тебя искусству считать: без него ты
В кости всё царство своё проиграл. И как скоро искусство
Это получишь, страданья твои прекратятся, следа не оставив;
В ту же минуту, когда, и жену и детей отыскавши,
Прежний свой взор возвратить ты захочешь, лишь только об
этом
Часе вспомни и в этот щиток поглядись; кто владеет
Этим щитком, того на земле все змеи боятся".
Так говоря, Керкота одну из зеркально-светлых,
Шею его украшавших чешуек снял и, подавши
Налю, примолвил: "Носи её на груди; в роковое
Время эта чешуйка тебе пригодится". Потом он
Скрылся; а Наль остался в лесу один, превращённый.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство
Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж
Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю.
Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,
Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.
Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю
Ритуперну
Тотчас явился: "Я конюх Вагука, - сказал он: -
в искусстве
Править конями мне равного нет; сто миль проскакать их
В день я заставить могу. И во многом другом я искусен:
Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.
Всякое дело, для коего нужны и труд и уменье,
Взять на себя я готов, и к тебе, царю Ритуперну,
В службу желаю вступить". Ритуперн отвечал благосклонно:
"В службу, Вагука, тебя я беру; ты будешь отныне
Главным конюшим моим, наблюдай за моими конями,
К скачке проворной их приучая; за службу же будешь
Сто золотых получать. Товарищ твой будет Варшнея,
Конюх искуснейший в деле своем, с ним старый Джевала,
Мой заслуженный конюший, и много других; ты без скуки
Будешьс ними досуг свой делить; и свободен ты делать,
Что пожелаешь. Будь главным моим конюшим, Вагука."
Вот и служит конюшим Наль у царя Ритуперна,
Царь без царства, муж без жены, изгнанник, лишенный
Даже лица своего, и Варшнея, ему так усердно
Прежде служивший, теперь уж товарищ ему: под одною
Кровлей они; но чужды друг другу, и вместе и розно,
Каждый свое, печалью довольный, Варшнея о жалкой
Гибели Наля царя сокрушаясь, а Наль, по супруге,
Брошенной им, ежечасно тоскуя. И было то каждый
Вечер, что Наль, убравший коней, один затворялся
В стойле и пел там всю ту же и ту же печальную песню:
"Где, светлоокая, ты одинокая странствуешь ныне?
Зноем и холодом, жаждой и холодом в дикой пустыне
Ты, изнуренная, ты, обнаженныя, вдовствуя бродишь.
Где утешение, в чем утоление скорби находишь?"
Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту
Песню, спросил у него: "По ком ты, Вагука, тоскуешь?
Кто же та, о которой такую грустную песню
Так заунывно поешь ты?" - "Пою про жену сумасброда,
Ею избранного, ею любимого, ум и богатство
Вдруг потеряшего, ей изменившего, клятву святую,
Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,
Он уж давно в тоске, в раскаяньи, в страхе, не зная
Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным
Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,
Эту песнь поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем
Пьет он совю, преступленьем налитую, горькую чашу,
Чашу разлуки, и горе свое с оюним лишь собою
Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,
Им в пустыне забытая... Где она? Что с ней? Лишб чудо
Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной
Смертью в лесах, где гнездится и дикий зверь и разбойник.
Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я
Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь".
2
Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,
Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал
Всех видарбинских брахманов и так им сказал: "Отыщите
Дочь мою Дамаянти и Наля царя: кто узнает,
Где мои дети и их ко мне приведет, тот получит
Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный
Город богатую; тот же, кто их не приведши, хоть с верной
Вестью о них ко мне возвратится, также получит
Десять сотен быков". Брахманы поспешно на север,
Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;
Всяду, по всем областям, городам, деревням, по безлюдным
Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным дорогам
Долго ходили они; но напрасно; ни слуха, ни вести
Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.
Вот наконец, один из Брахманов, Судева, достигнул
Города Шедди и так во дворце, на празднике царском
Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,
В платье печальной вдовы, на лице покрывало, близ светлой
Радостной девы она там стояла - жена, по супруге
Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,
День без солнца, краса, двойным покрывалом от взоров
Скрытая, черным платьем и черным горем. Увидя
Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался
Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:
"Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел
Был в то утро, когда все земные цари и владыки,
С ними и вечные боги в тревоге надежду, смиренно
Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.
Это она, полногрудая, темно-кудрявая, райским
Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха
Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,
Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое в низком;
Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом
Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,
Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменьи
Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;
Это она, достойная жить в перламутровом, царском
Доме, живущая ныне в чужам сиротою бездомной;
Славная царской породою в горьком бесславном изгнаньи;
Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,
Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце
Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем; на
свете
Муж украшенье жены; потеряв сей небесно-прекрасный
Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он, могучий
Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый
Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает
Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече
Огнено-темных ее, в слезах утопающих взоров.
Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испутанья,
К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,
С милым души, с властителем жизни встретится в мире,
Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль
С трона низверженный царь возвратит Дамаянти и трон
свой?
О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу
Равных прелестью, доблестью, знатностью рода и славой
Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным словом
К ней, сокрушенной". Так говорил многомудрый Судева
Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,
Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной
Думой своей Дамаянти. "Здравствуй, роза Видарбы, -
Ей он сказал; - я Судева, брахман видарбинский; царь Бима,
Твой родитель, жив и здоров и царствует мирно;
Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя
Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,
Мирно цветя под защитою деда и бабки. Но горе
Всех по тебе сокрушило. И ныне по целому свету
Ищут брамины тебя; отыскать же позволили боги
Мне". Дамаянти, узнавши его, залилася слезами;
Стала потом о родных, о друзьях, о знакомых и ближних
Спрашивать. "Выросли ль дети?" она напоследок спросила.
С этим словом рыданье стеснило ей грудь, и с прекрасных
Длинных ресниц покатилися крупными каплями слезы.
Видя, что плачет она в разговоре с брамином, Сунанда,
Сильно встревожась, сказад немедленно матери: "Наша
Гостья плачет; какой-то брамин говорит с ней и верно
С ним знакома она, и слова его пробудили
Эту печаль". Тогда из покоев внутренних вышла
Мать царица; увидя брамина, она повелела
К ней его привести; и его расспрашивать стала
Так: "Расскажи мне о ней, что ведаешь. Кто и какого
Рода она? Чья дочь? Чья жена? И с родными какою
Странной судьбой рассталась? И здесь ты ее по какому
Тайному признаку мог распознать? О бо свем откровенно
Мне расскажи. " И, сев на ему указанном месте,
Так рассказывать начал Судева, брамин многомудрый.
3
"Царствует ныне в Видарбе царь Бима, до старости поздней
В славе доживший; а странница эта есть Дамаянти,
Дочь видарбинского Бимы, жена нишадского Наля.
Наль же, сын Виразены, бывший владыка Нишады, безумно
В кости всё царство свое проиграл недостойному брату.
С той поры, покинув Нишаду с женою, пропал он
Без вести. Бима послал нас отыскивать дочь. И случайно
В вашем царском дворце в печальной, таинственной гостье
Вашей узнал я ее... И кто не узнад бы? На свете
Нет Дамаянти другой, Столь прекрасной душою и телом.
Есть притом и примета: на лбу под густыми
Кудрями светлая скрыта звезда, как за облаком месяц;
С нею она родилася; ее сам Брама заметил
Знаком святым благодати; но знак сей одним лишь браминам,
Видящим здесь красоту неземную, служителям Брамы,
Может быть видим; и я очами брамина, как злато
В темной руде, как в пепле горячем огонь сокровенный
Тотчас узнал Дамаянти, красы несказанной светило".
Кончив рассказ свой, Судева умолк. Тут царевна Сунанда,
Тихо подкравшись к подруге, с ее голову покрывало
Вдруг сорвала и кудри волос, осенявших прекрасный
Лоб видарбинской царевны, откинула: ярко, как месяц,
Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати.
То увидя, Сунанда с слезах умиленья припала
К сердцу ее, царица заплакала также; и все три,
Крепко обнявшись, слиянные сердцем, стояли безмолвно,
Слезы сливая с слезами. Вот напоследок сказала
Мать царица: "Ты дочь моей сестры, Дамаянти.
Наш знаменитый отец был владыка дафернский Судеман;
Бима выбрал сестру, меня избрал Виравагу.
Я и тебя младенцем видала в то время, когда мы
Вместе с сестрой навестили В Даферне отца. И тогда уж
Эта звезда сияла на лбу у тебя. Догадалась
Тотчас я, кто ты, как скоро ты странницей грустной
явилась
Здесь, и дочерью сердце тебя нарекло. Оставайся ж
С нами, мой дом есть твой; и все подвластное сыну
Царство также твое. Живи в любви и согласьи
С нами: будь дочерью мне, будь нежной сестрою Сунанде". -
"Долго я здесь незнакомкой в довольстве жила, - отвечала
Тетке своей Дамаянти; - не знала нужды, под защитой
Верной была, и в горе встречала веселье; но будет
Мне веселее в Видарбе с родным отцом и с родною
Матерью. С миром меня отпусти; я давно уж с своими
Ближними розно; отсюда слышится мне, как сиротки
Дети мои, по матери плача, ее издалека
Кличут и ей говорят: без отца мы, на что же нам
Быть и без матери? Если свое благотворное дело
Ты довершить надо мною желаешь, то дай мне скорее
Средство в Видарбу к своим возвратиться". - "Исполнена
будет
Воля твоя, красота звездоносная", так отвечала
Мать царица; потом с позволения сына, владыки
Царства шеддийского, в путь снарядила милую гостью;
Пищу с питьем на дорогу сама царевна Сунанда
Ей приготовила; дали коней с колесницею; дали
Также и стражей, дабы ее на пути охраняли;
С плачем расстались потом. И вот наконец возвратилась
К ближним своим Дамаянти. И много в Видарбе веселья
Было при встрече ее. Когда ж Дамаянти со всеми
Свиделась, с милою матерью, с добрым отцом и в родными
Братьями, сродников всех и знакомых увидела, к сердцу
В сладких слезах прижала детей - то первой заботой
Было ее принести благодарность богам и браминов
Всех одарить. И Бима исполнил свое обещанье:
Тысячу жирных быков, с селом, богатым как город,
Дал он брамину Судеве. Награду такую сначала
Он обещал лишь тому, кто найдет Дамаянти и Наля;
Но, блаженный свиданием с дочерью, он уж не думал
Боле о Нале. Зато не забыла о нем Дамаянти.
Ночь одну проведя в жилище отца, на другой день
Матери так Дамаянти сказала: "Если ты хочешь
Жизнь мне мою сохранить, возврати мне прекрасного Наля".
То услыша, царица заплакала горько и слова
Ей отвечать не могла от слез и рыданья. И вместе
С нею домашние все сокрушались и громким стенаньем
Всё жилище наполнялось. И вот что царица
Биме, властителю многих народов, сказала: "Открыла
Сердце свое мне наша дочь Дамаянти; по милом
Нале тоскует она несказанно. А где он? Удастся ли
Так же найти и его, как найти удалось Дамаянти?"
Бима при этих словах опять вызывает браминов
Новую службу ему сослужить. "Святые брамины, -
Им говорит он, - идите по всем путям и дорогам
Наля отыскивать; с ним разлученная, гаснет от горя
Дочь Дамаянти" Брамины, немедленно в путь изготовясь,
Все собрались к Дамаянти услышать ее повеленье:
Их приняла, улыбаясь сквозь слезы, она и сказала
Так: "Куда б ни пришли вы и где бы его не искали -
В городе, в царском дворце ли, в деревне ли, в хижине ль
бедной -
Всюду одно повторяйте, вытвердив то, что скажу вам:
"Где ты, игрок? Куда убежал ты в украденном платье,
В лесу покинув жену? Она, почерневши от зноя,
В скудной одежде, тобою обрезанной, ждет, чтоб обратно
К ней ты пришел. По тебе лишь тоскует она, и ни разу
Сна не вкусила с тех пор, как себе на погубель заснула
В том лесу, где тобой так безжалостно брошена. То ли
Ты обещал ей супружеской клятвой? Покров и защита
Муж для жены; а ты, что сделал с своею женою,
Ты, величаемый мудрым, твердым, благим, благородным?"
Помните эти слова и их везде повторяйте.
Если же кто вам на них отзовется, то знайте, что это
Наль; и тогда немедля разведайте, кто он? Когда же
Словом каким он вам возразит, то скорее, скорее
Это слово мне передайте, брамины. Но будьте
С ним осторожны, чтою он догадаться не мог, что за ним вы
Посланы мной, и чтоб снова не скрылся. Идите с богами
В путь свой, брамины, ищите Наля, везде повторяя
Грустную песню мою, воздыханья любви сокрушенной".
Данные им наставленья принявши, по разным дорогам
Все разошлися брамины отыскивать Наля; и всюду
В людных больших городах, в богатых палатах, в убогих
Хижинах, в темных лесах, по горам, по полям, по
долинам,
Где только был человеческий след, неусыпно искали
Наля они, везде повторяя слова Дамаянти,
Грустную песню ее, воздыханья любви сокрушенной.
Глава восьмая
1
Вот по странствии долгом один из браминов, Парнада
Именем, с вестью такою пришел к Дамаянти: "Повсюду
Наля искав безуспешно, пришел наконец я в Айоду.
Там пред царем Ритуперном твои слова произнес я;
Царь ничего не сказал мне в ответ и никто из придворных
Также мне не дал ответа. Когда ж я, простясь с Ритуперном,
Вышел из царских покоев, со мной повстречался служитель
Царский с руками короткими, малого роста, Вагука
Именем; дело его смотреть за царевой конюшней;
Видом он не красив; зато великий искусник готовить
Пищу, также чудесно править конями: он может
В сутки сто миль проскакать их заставить. И вот что с
глубоким
Вздохом, от слез задыхаясь, сказал мне этот Вагука:
"В бедности, в горести терпят безропотно с верой
смиренной
Неба достойные, долгу супружества верные жены;
Сердце их кроткое нежным прощением мстит за обиду.
Если в безумии все свои радости, свет и усладу
Жизни, расставшися с верной подругою, жалкий
преступник
Сам уничтожить мог, если отчаянный, платья лишенный
Хитрыми птицами, голодом мучимый, он удалился
Тайно от спутницы, если он с той поры денно и ночно
Все по утраченной плачет и сетует - доброй женою
Будет оплакан он; что б ей не встретилось доброе, злое,
Нежному, верному сердцу покажется горе не горем,
Радость не радостью; будет лишь памятно бедствие мужа,
Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады".
Эти услышав слова, я решился немедля пуститься
В путь обратный. Царевна, сама теперь ты рассудишь,
С доброю ль вестью к тебе я пришел". Дамаянти, Парнаду
Выслушав, тотчас к царице пошла и так ей сказала:
"Слушай, родная; о том что я сделать хочу, мой родитель
Бима ведать не должен; хочу я брамина Судеву
В царство Айоду послать; награды своей половину
Он заслужил, вот случай ему заслужить и другую:
Вам возвратил он меня, пускай возвратит вам и Нали".
Мать согласилась на просьбу плачущей дочери; тайно
Все учредили они и царь не узнал ни о чем. Одаривши
Щедро Парнаду, цыаревна сказала: когда возвратится
Счастливо царь мой желанный, получишь ты вдое; ты первый
Сдел нам к нему указал. И доволен остался Парнада
Тою наградой. Тогда Дамаянти, призвавши Судеву,
Так сказал: Судева, иди к Царю Ритуперну
В царство Айоду; явия ему, но так, чтоб подумал
Царь Ритуперн, что зашел ты в Айоду случайно, и вот что
Скажешь ему ты, как будто без всякого умысла: "Бима
Снова сзывает в Видарбу царей и царевичей; снова
Хочет супруга избрать Дамянти: уж съехалось много
Кней женихов". И ежели знать пожелает он, скоро ль
Должен быть выбор, назначен ли дкень? Отвечай ты: "я вижу,
Царь, что тебе одному неведомо то, что известно
Целому свету; день назначенный - завтра; и если
Сам ты отведать счастья намерен, то можешь в Видарбу
Нынче же к ночи поспеть; у тебя есть конюх, искусный
Править конями; он в сутки сто миль проскакать их заставить;
Только не медли: завтра, чем свет, Дамаянти объявит
Выбор; О Нале ж ни слух, ни вести; и верно погиб он.
Если же хочешь ты знать, от кого я о сказанном слышал,
Знай, Государь, что я слышал о том от самой Дамаянти".
2
Вот и приходит Судева к царю Ритуперну. То было
Рано поутру. И только что ложную повесть брамина
Выслушал цар, как, с места вскочивши, воскликнул: скорее
Кликнут Вагуку сюда! Когда же Вагука явился -
Верный конюший, сказал Ритупенрн, мне должно в Видарбу
Нынче ж поспеть; Дамаянти опять выбирает супруга;
Завтра утром она объявит свой выбор. Искусство
Ныне свое покажи мне, Вагука, на деле; посмотрим,
Можешь ли в сутки сто миль проскакать на конях, не кормивши?
Царская речь наполнила ужасом Налеву душу
Что замышляет - подумал он сам про себя - Дамаянти?
Или она от скорби лишилась ума: Иль какую
Хитрость задумала? Может ли быть, чтоб она на такое
Дело решилась, она, непорочная, верная, светлый
Ангел любви? Неужель, оскорбленная мной так жестоко,
Хочет отмстить мне она, смиренно-незлобно Эдемский
Голубь? Но женское сердце изменчиво; я же пред ею
Слишком виновен; прекрасную младость ее погубил я;
В долгой разлуке со мной, разлучилась она и с любовью.
Но, позабывши меня, как могла позабыть Дамаянти
Наших детей: Мне должно разведать, что ложь и что правда
В этом слухе, и волю царя для себя я исполню.
Так он в мыслях решил и, покорно ко груди прижавши
Руки царю отвечал: несомненно исполнена будет
Царская воля твоя; мы нынче ж поспеем в Видарбу
К вечеру. - Вот на конюшн Вагука пошл, чтоб надежных
Выбрать коней и выбрал тощих, тяжелых, ноздристых,
Тонконогих, толстоголовых, с щетинистой шерстью,
С длинными шеями, с гривой встопорщенной, огненно-диких.
Выбор такой царя изумил. Ты шутишь, Вагука,
С гневом сказал он: как будто в насмешку из целой конюшни
Выбрал ты самых негодных коней. В такую дорогу
Можно ль на клячах подобных пускаться? - То добрые кони,
Царь-государь, Вагука ответствовал, вот и приметы:
Две на лбу, одна на груди и три на копытах;
Духом домчимся на этих конях до Видарбы; но если
Выбрать других ты желаешь, то сам укажи их; готов я
Волю исполнить твою. - Пускай по-твоему будет,
Царь отвечал; тебя не учить мне; закладывай; едем.
Выбранных им четырех коней заложил в колесницу
Наль, и сел в нее с Ритуперном; и с ними, по просьбе
Наля, сел Варшнея. Собравши в могучую руку
Вожжи, и ими тряхнув, как браздами излучистых молний
Наль закричал: изготовьтесь вы, добрые кони; чтоб нынче ж
Быть нам в Видарбе! И дрогнув, пред ним на колени упали
Кони; легким движеньем руки опять он их поднял
На ноги, голос смягчил и, ласковым словом придав им
Жару, крикнул: вперед! Они понесли, как вихри.
Царь Ритуперн на бег их смотрел с немым изумленьем.
В то же время, расслушав, сколь был таинственно-звучен
Гром колесницы, и видя, что вожжи со свистом и треском
Били коней по бокам и, как молнии, быстро сверкали,
Думу глубокую думал Варшнея: откуда Вагка
Мог получить такое искусство и кто он? Не сам ли
Коней державного бога богов повелитель Металис:
Или онн Наль, сокрывший себя под личиной урода?
Налева образа нет здесь, но есть здесь Налева сила.
Кто же мне правду откроет? Давно из древних преданий
Ведаем мы, что земные цари, по воле судьбины,
Здесь на земле иногда превращеннные, странствуют тайо.
Этот уродливый конюх не сможет быть Налем великим;
То же, под кем, как гроза в небесах, гремит колесница,
Кто он иной, как не Наль, мой великий владыка? Так думал,
Молча, Варшнея и в бедном Вагуке угадывал Наля.
3
Кони без крыльев крылатые, властию Наля, как буря,
Мчались вперед по горам, по долам, через реки, потоки.
Вдруг сорвалась с головы Ритуперна повязка. Вагука,
Стой! Он сказал, пускай Варшнея подаст мне повязку.
Поздно! Ответствовал Наль-Вагка, уж мы отскакали
Более мили; оставим повязку. Царь изумился;
Вдруг он увидел вдали Вибитаку, ветвисто-густою
Сенью покрытое дерево. Слушай, Вагука, сказал он,
Здесь на земле никто не имеет всезнанья; в искусстве
Правит конями ты первый; зато мне далося искусство
Счета, и знаю я тайну играть наверное в кости.
Видишь ли там вдалеке то ветвистое дерево? Много
Листьев на нем и много плодов; но много их также,
С ветвей упавших, лежит на земле. Так знай же: упло
Листьев четыреств три и с нимми свалилось сто десять
Спелых плодов: всех сучьев семь сот сорок девять; на сучьях
Листьев осталося пять миллионов и восемь; плодов же
Тясяча триста пятнадцать созревших, восемьсот сорок
Три созревающих, семьдесят восемь гнилых. Хоть поверку
сделай, мой счет без малейшей ошибки. В эту минуте
Были они уж близ дерева. Стойте, воскликнул Вагука,
Добрые кои; такому чудному счету нельзя мне
Прежде поверить, пока плодов и сучьев и листьев
Сам я не сочту я на дереве этом. Варшнея подержит
Вожжи, покуда я буду считать. Ритупрн ужаснулся.
Что ты задумал, Вагука? Саказал он, не время нам медлит.
Но Вагука (был умысел свой у него) непременно
Счет поверить хотел. Подожди, царю отвечал он;
Или - если уж так ты поспешен - прямо все прямо
Этой дорогой ступай; Варшнея будет конями
Править. На то Ритуперн возразил, стараясь Вагуку
Лаской смягчить: не упрямься, добрый Вагука; в искусстве
Править конями тебе подобного нет, и в Видарбу
Толко с тобою одним поспеть нам к вечеру можно.
Я (сам видишь ты это) во власти твоей; не держиже
Доле меня; я сделаю все в твое угожденье,
Если только в Видарбу доедем прежде, чем сядет
Солнце. Вагука, вместо ответа, коней удержавши,
С козел сошел и начал спокойно считать по порядку
Прежде плоды, за плодами сучья, за сучьями листья.
Счет плодов без ошибки, сказал он царю Ритуперну.
Вот поглядим, не ошибся ль ты в счете сучьев и листьев?
Царь кипел нетерпеньем. Будь же доволен, Вагука.
Разве мало тебе одного доказательства? - Мало,
Царь-государь, Вагука сказал, но если хочешь
Разом все кончить, то сам объясни мне, как ты мог так много
Счесть в такое короткое время? - Знай же воскликнул
Царь (не от доброй души, а взбешенный упорчством Вагуки),
Я одарен могуществом счета и тайным искусством
В кости играть наверное. - Ежели так, то теперь же
То и другое мне передай; в замену искусство
Править конями получишь, сказал вагука. - Согласен,
С гневом ответствовал царь; и могущество счета и тайну
В кости играть я тебе отдаю; от тебя же Вагука,
Дар твой приму, как скоро приедем в Видарбу. Лишь только
Вымолвил слово свое Ритуперн, как у Наля открылись
Очи и он все ветви, плоды и листья Вибитаки
Разом мог перечесть; и в то же мгновенье, когда он
Данную силу в себе ощутил, сокрытый дотоле
В сердце его искуситель Кали оттуда исторгся
Дымом, и мглою своей обхватил Вибитаку. При первом
Чувстве свободы Наль обеспамятел; скоро однако
Он очнулся, и, видя лицом к лицу пред собою
Злого врага своего, хотел проклясть нечестивца;
Но Кали возопил, поднявши руки смиренно:
Наль, воздержися от клятвы; уже довольно наказан
Был я проклятьем, в минуту страданья твоею женою
Против меня изреченным (хотя и был ей неведом
Общий ваш враг. С тех пор я,
замкнутый в тебе, как в темнице,
Столь же был горем богат, сколь ты был радостью беден.
Мучимый ядом царя змеиного, денно и ночно
Сам я себя проклинал. Пощади же меня, благодушный
Наль; я отныне бессилен; отныне каждый, кто повесть
Бедственной жизни твоей прочитает, тебя прославляя,
Будет от козней моих огражден и власти подобных
Мне зловредных духов недоступен. Смягченный молящим
Словом врага побежденного, Наль воздержался от клятвы.
Сам же Кали в Вибитаку вселился и полное жизни
Дерево мигом засохло. При чуде таком изумился
Царь Ритуперн (того же, что с Налем в эту минуту
Делалось, видеть и слышать не мог он). Едва искуситель
Скрылся - от муки избавленный, радостно блещущий, новой
Жизнию пламенный, вдвое могучий, сел в колесницу
Наль, и кони помчались; а он, упредив их, душою
Был уже в Видарбе, там, где была Дамаянти, куда он
С сердцем, свободным от зла, но все еще бедный, бездомный
Царь, возвращался под видом под видом чужим, никому незнакомый.
Глава девятая
1
Солнце еще не угасло, когда до Видарбы достигнул
Царь Ритуперн. Немедля о госте нежданном царь Бима
Был извещен, И. им приглашенный, в сияньи вечернем
Въехал в Видарбу владыка Айоды. Как гром отзывался
Стук колесницы его с осьми сторон небосклона,
Нале стук и Налев скок почуяли тотчас
Налевы кони (которых, еще до изгнанья царева,
К Биме с детьми сам Дамаянти прислала);
Радостным ржаньем, как будто при Нале они отвечали
Дружно на звук, им знакомый; и, вслушавшись в звук сей, подобный
Гулу глубокому грома, сама Дамаянти смутилась;
Что-то родное, бывалое, Налево в вещее сердце
Вдруг проникло - так и жена и кони узнали
Разом Наля по стуку его колесницы. И в стойлах
Царских слоны и на кровле дворцовой павлины, расширив
Радугой пышной хвосты, при этом неслыханном стуке
Вдруг встрепенулись; подняли хобот слоны; закричали,
Вытянув шею в радостном страхе павлины, как будто
Чуя грозы, обещающей дождь, приближенье, с райским
Трепетом, вся обращенная в слух, про себя Дамаянти
Так говорила: мне этот стук колесницы и этот
Топот, тревожащий нбо и землю, насквозь проникают
Душу. Это Наль, мой владыка, Наль мой желанный!
Если его я нынче же лицом к лицу не увижу,
Если нынче ж в сладких объятиях Наля не буду,
Если то не он, столь чудно гремящий, не светлый
Наль, мой царь, мой спаситель; если меня обмануло
Сердце, то боле жить мне не должно; и в жаркое лоно
Пламени брошусь, чтоб кончить тоску одинокия жизни.
О! теперь позабыто все прошлое: жизнь обновилась;
Страх одиночества, стыд нищеты, бесприютность, разлуки
Тяжкая боль - из сердца изглажено все; я не помню
Слова обидного, взгляда сурового; помню одно лишь
Счастья святое любвт, лишь его, избранного сердцем,
Радость души, благордного, кроткого,
Тихого нравом, разумом мудрого, сердцем младенца,
Наля, мою надежду, спасение, жизнь. Непрестанно
Думать о нем и о прошлых днях неразлучности сладкой,
Думать о прелести взора его и улыбки, о сладком
Голосе, нежных речах, и, всею дущой погружаясь
В думу любви, быть розно с ним, несказанно любимым -
Вот страданье, которому имени нет. В сокрушенных
Мыслях таких Дамаянти сидела тогда на дворцовой
Верхней площадке с служанкой своей молодою Кезиной.
Вот и идят оне, что на двор широкий влетели
Кони, гремя и дымясь, с колесницей; и в той колеснице
Были трое: царь Ритуперн, Вагука, Варшнея;
Где же Наль?.. С томительным страхом глядит Дамаянти;
Видит царя; Варшнею потом узнает; напоследок
Смотрит на их безобразного спутника - ей незнаком он.
Тою порой Ритуперн сошел с колесницы; Варшнея
Также; Вагука начал разнуздывать коней; и в это же
Время вышел и Бима гостю навстречу. Друг другу
Оба царя поклонились учтиво, хоть оба не знали,
Что друг другу сказать. Ритуперн, осмотрясь, не приметил
В царском дворце ничего, что б канун означало большого
Праздника; он подумал: я был легковерно обманут
Ложною вестью; и Биме сказал он: здравья и долгих
Лет тебе я желаю. Бима таким же приветным
Словом ответствовал. Что, потом он спросил, привело к нам,
В нашу столицу Видарбу, такого великого гостя?
Слыша этот вопрос и не видя нигде никакого
Знака, чтоб были другие цыари и царевичи в царском
Доме, владыка Айоды ответствовал: видеть хотел я,
Царь благодушный, тебя и, с тобой познакомясь, проведать,
Все ли в твоем благоденствует царстве? Мудрому Биме
Странным ответ такой показался, и было ему неопнятно,
Как могло прийти на ум царю Ритуперну
Путь такой предпринять лишь за тем чтоб проведать, здоров ли
Царь Видарбы, ему незнакомый. Тут есть, он подумал,
Верно другая причина. Узнаем мы после. И руку
Ласково гостю подавши, сказал он: милости просим,
Царь Ритуперн; мы рады весьма твоему посещенью.
Но ты устал; войди к нам в палаты и там успокойся;
Что ни прикажешь, все будет исполнено. Вместе с Вашнеей
Царь Ритуперн вошел во дворец; а Вагука отпрягши
Добрых коней, отвел их в конюшню; потом, возвратяся,
Сел на прежнее место свое в колеснице и скоро
В грустную думу весь погрузился. Его Дамаянти
Сверху увидя, вздохнула глубоко. Ужель обманулось
Сердце мое? сказала она; но стук колесницы
Был мне знакомый, был подлинно Налев.. а Наля не вижу.
Или Варшнея искусство его перенял? Или открыли
Боги его царю Ритуперну? Так Дамаянти
Мучилась тяжким сомненьем; вот, наконец, обратяся
К верной Кезине, служанке своей, она ей сказала:
2
Слушай, Кезина, пойди и проведай, кто в колеснице
Так угрюмо сидит один, лицом некрасивый,
Руки короткия? С ним заведя разговор, постарайся
Выспросить, кто он? Меня подозренье тревожит: не сам ли
Наль таится под этим уродливым видом? Ты вот что
Сделай: с ним говоря, повтори, как будто случайно
Те слова, которые всюду браминам велела
Я повторять; увидишь, не даст ли какого ответа
Он на них, и ежели даст, то все, что ни скажет,
Ты заметь и мне передай. Кезина к Вагуке
Тотчас пошла; Дамаянти ж, на прежнем месте оставшись,
Сверху смотрела на них. Кезхина, приближась к Вагуке,
Так сказала ему: благородные гости, будь в добрый
Час вам приезд ваш в Видарбу; царская дочь Дамаянти
Мне приказала узнать, зачем вы здесь и откуда? -
Мы из Айоды, царю Ритуперну подвластного царства,
Так Вагука сказал. Узнав от брамина, что будет
Снова супруга себе выбирать Дамаянти, айодский
Царь на своих быстроногих конях, которыми правлю
Я, сюда прискакал, чтоб явиться с другими на выбор. -
Ты не один при царе; вас двое; кто твой товарищ?
Кто ты сам, и откуда, и как к царю Ритуперну
В службу вступил? - Мой товарищ Варшнея, бывший конюший
Наля; меня называют Вагука; что я не красавец,
Это ты видишь; служу у царя на конюшне, но мог бы
Также служить и на кухне, ибо я столь же искусен
Вкусную пищу готовить, как править конями. - Скажи ж мне,
Снова спросила Кезина его, не дошла ль до Варшнеи
Весть какая о Нале? И сам ты о нем не слыхал ли? -
Налевых бедных детей, Вагука сказал, проводивши
К деду и царских коней оставив в Видарбе, Варшнея
В службу вступил к царю Ритуперну. Об участи Наля
Он не знает, и нет на земле никого, кто бы о ней бы
Что-нибудь знал; под видом чужим в неведомом месте
Царь укрывается. Наль один на свете о Нале
Знает, да та лишь одна, кто с Налем одно; никому он
Кроме ея, не открыл своих таинственных знаков. -
Но (сказала Кезина) брамин, посетивший Айоду,
Встретясь с тобою, тебе повторил слова Дамаянти:
"Где ты, игрок? Куда убежал ты в украденном платье,
В лесе покинув жену? Она, почерневши от зноя,
В скудной одежде, тобою обрезанной, ждет, чтоб обратно
К ней пришел; о тебе лишь тоскует она, и ни разу
Она не вкусила с тех пор, как себе на погибель, заснула
В том лесу, где тобой так безжалостно брошена. То ли
Ты обещал ей супружеской клятвой? Покров и защита
Муж для жены; а ты что сделал с своею женою,
Ты, величаемый мудрым, твердым, благим, благородным?"
Помнишь ли, что на эти слова отвечал ты брамину? -
Весь побледнел, неподвижно смотрел на Кезину Вагука;
Долго, пронзенный внезапною болью любви, не имел он
Силы вымолвить слова; рыдающим голосом, очи,
Полныя слез, опустив, напоследок тихо сказал он:
"В бедности, в горести терпят безропотно с верой смиеиренной
Неба достойные, долгу супружества верные жены;
Сердце их кроткое нежным прощеньем мстить за оббиду;
Если в безумии все свои радости, свет и усладу
Жизни, расставшися с верной подругою, жалкий преступник
Сам уничтожить мог; ели, отчаянный, платья лишенный
Хитрыми птицами, голодом мучимый, он удалился
Тайно от спутницы, если он с той поры денно и ночно
Все по утраченной плачет и сетует - доброй женою
Будет оплакан он; чтоб ей не встретилось доброе, злое,
Нежному, верному сердцу покажется горе не горем,
Радость не радостью - будет лишь памятно бедствие мужа,
Тяжкой виной своей в горе лишенного всякой отрады".
С этим словом вся Налева скорбь пробудилась в вагуке;
Он застонал и слезы из глаз полилися. Кезина
Тотчас ушла, спеша обо всем известить Дамаянти.
3
Это Наль (Дамаянти сказала в слезах, с замираньем
Сердца Кезину выслушав), это мой царь, мой владыка,
В виде чужом. Ты должна к нему возвратиться, Кезина,
Снова. Вблизи притаись и внимательно следуй за каждым
Шагом и взглядом его, не откроется ль в том, что заметишь,
Признака тайной, особенной силы. я думаю, скоро
Ужин начнет он готовить царю Ритуперну - смотри же,
Так устрой, чтоб он ни воды, ни огня для варенья
Пищи не мог получить, и заметь потом, что начнет он
Делать; и все другое, что в нем покажется чудным,
Также мне опиши. - Кезина пошла и, исполнив
Волю царицы, явилася к ней с своим донесеньем:
Нет! ни прежде видать не случалось, ни после увидеть
Мне не случится того, что теперь предо мною сбылося;
Этот Вагука не просто земной человек; он с богами
В явном союзе; ничто для него ни низко, ни тесно;
К низким дверям подойдет - головы не наклонит, а сами
Двери над ним приподымутся; тесное место просторным
Вдруг при его приближеньи становится. Всяких припасов
Вместе с посудой царь Бима велел приготовить, чтоб ужин
Он для царя Ритуперна сварил; но воды, как тобою
Было приказано, не дали; он того и не заметил,
Только взглянул, и водой все сосуды наполнились; так же
Он и огня под дрова попросить не подумал, а только
Взял соломы, и мигом сама собою солома
Вспыхнула. Много другого заметила я: без обжоги
Голой рукой разгребал он огонь; вода закипала,
Только-что к ней он касался. Но чудо последнее боле
Всех других изумило меня: засохшую розу
Он увидел; в пыли она без листьев лежала;
Он ее поднял, взглянул на нее, и явилась живая
Роза в руке у него на месте прежней, поблекшей.
После такого неслыханно-чудного дела, царица,
Я побежала немедля к тебе. - Но уже Дамаянти
Боле сомнения иметь не могла, то явные были
Знаки Наля, то были дары, полученные в самый день брака
Им от богов, и она уж, блаженствуя, видела сердцем
Наля желанного там, где еще для очей был Вагука.
Сбегай опять ты к нему, сказала Кезине царица;
Запах от пищи, им приготовленной, чудно приятен;
Хочется знать мне, вкусна ли она? Попроси у Вагуки
Мяса жаркого кусок. Побежала Кезина к Вагуке
Снова и скоро назад возвратилась с дымящимся мясом.
Налев знакомый ей вкус Дамаянти узнала, отведав
Мяса. Он здесь! Он здесь! В восхищеньи она повторяла
Мысленно; боле сомнения нет. Но долго ль он будет
Светлый свой образ таить от жаждущих взоров и мучить
Бедное сердце мое нестерпимым желаньем свиданья?
Так сокрушаясь она, наконец, приказала Кезине
Взять детей и вывести их из дворца, чтоб Вагуке
Их показать мимоходом. Лишь только Вагука увидел
Двух малюток, цветущих детей Дамаянти и Наля,
Столь давно потерявших отца, - в нем душа загорелась;
Кинулся к ним он навстречу, по имени назвал обоих,
К сердцу прижал и заплакал и, долго-долго слезами
Их обливая, от них оторваться не мог, но опомнясь,
Вдруг отскочил и Кезине сказал: я таже имею
Двух детей малолетних, сына и дочь; совершенно
С этими сходны они, и давно я с ними в разлуке.
Вот отчего я и был так сильно встревожен их встречей;
Но послушай, люди заметят, что часто ко мне ты
Ходишь, и будет тебе от того без вины нареканье;
С миром отсюда поли и боле ко мне не являйся.
Глава десятая.
1
Все, что ей нужно, узнав, Дамаянти решилась
Сделать опыт последний, и матери вот что сказала:
Кликни Вагуку к себе; я тайну эту открою;
Наль отыскан; он здесь, я знаю, я верю. Царица, согласно
С просьбою дачери кликнуть велела Вагуку, и сколько
Волей, столько неволей, царь с трепетом тайным
Стал, наконец, пред лицом своей Дамаянти. Безгласен
Сделался он, увидя ее, прелестную в скорби,
Чистого ангела радости в платье печальном вдовицы.
Сердцу его несказаннный упрек, перед ним Дамаянти
Молча стояла, пронзительный взор на него устремивши.
Дай ответ мне, Вагука - она напоследок сказала -
Знал ли ты верного мужа, который был бы способен
Тайно покинуть жену и ее, заснувшую с твеордой
Верой в защиту его, в лесу беззащитную бросить,
Бросить одну, без одежды, без крова, без пищи, дотоле
Нежно любимую им и ничем, ни делом, ни словом
Ниже каким помышленьем пред ним невиновную? Вот что
Сделал со мною, Вагука, супруг мой Наль Пуньялока.
Чем я его оскорбила? Чем могла побудить я
Сердце его на такое предательство? Он пред богами
Выбран был мной, пред богами я с ним сочеталась, и боги
Слышали клятву, им данную мне, в любви неизменной.
Как же, Вагука, он мог изменить своей Дамаянти,
Радостным сердцем и горе, и бедность, и стыд, и изгнанье
С ним разделившей, той измениь, которой сказал он,
Руку ей дав пред святым алтарем: "тебя я отныне
Буду чтить и любить, защищать и питать, и с тобою
Горе и радость, богатство и бедность и все неизменно
В жизни делить обещаюсь?" Вагука, скажи ме, как мог он
Так измениться, так все позабыть? - Сокрушенный и бледный
Слушал в безмолвити Наль укоризны своей Дамаянти.
Очи ея, светозарные звезды, были покрыты
Облаком скорби и быстрым ручьем сквозь густые ресницы
Падали слезы. Своею виной уничтоженный, тихим
Трепетным голосом Наль отвечал: что нишадское царство
Было проиграно Налем, не он в том несчастный виновен:
Злобный кали обезумил его, и им же, коварно
Вкравшемся в сердце к нему, очарованный Наль в исступленьи
Спящую бросил тебя; когда же в лесу ты - не зная,
Кто он - врага своего прокляла, твои поразили
Клятвы Кали, спокойно владевшего Налевым сердцем; и с тех пор
Адски страдал он, как в пламени пламень горя, заключенный
В страждущем Нале, как в мрачной тюрьме. От нечистого духа
Наль избавлен, и будет от всякой клятвы свободен,
Если увидясь с женою, найдет, что ему сохранила
Верность она и любовь. Теперь отвечай, Дамаянти,
Что он найдет? Сохранила ль любовь, сохранила ль ты верность?
По свету ходят гонцы от тебя и отвсюду сзывают
Новых к тебе женихов в замену погибшего Наля.
Вот сто сюда привело и царя Ритуперна, и сам я,
Бедный конюший Вагука, его конями был должен
Править, чтоб мог он поспеть на счастливый выбор. Услышав
Жалобы Наля, смиренно руки сложила и с чистым
Взглядом небесного ангела, ангел земной, Дамаянти
Так отвечала: тебе ль, мой избранный, тебе ль, предпочтенный
Мною богам, меня оскорблять таким подозреньем?
Ведай: ссама я послала браимна к царю Ритуперну
С ложною вестью о выборе новом в Видарбе. Узнало
Сердце мое, что Вагука был ты, и невинный обман мой
Был удачно возвращен. И с клятвою правды
Здесь государь, прикасаясь к коленам твоим, пред тобою
Сердцем спокойным, как будто пред небом самим, говорю я:
Верность к тебе и любовь я во всей чистоте сохранила.
Ветер свободно играет, носясь по всему поднебесью;
Ведает все он; пускай он моим обвинителем будет,
Если я что, недостойное верной жены, сотворила;
Солнце в высоком блаженстве сияет, горит над водами,
Оком всевидящим ходит оно по всему поднебесью;
Пусть же, все видя, оно моим обвинителем будет,
Если я что, недостойное верной жены, сотворила;
Месяц, светило покоя, во мраке ночном замечает
Тайноек все в небесах и тайное все в поднебесьи,
Пусть же он, тайны все зная, моим обвинителем будет,
Если я что, недостойное верной жены сотворила.
Пусть же и небесныя силы, хранящие небо и землю,
Правду мою подтвердят или смерть мне пошлют за неправду.
Так вызывала и небо и землю в свидетели чистой
Жизни своей Дамаянти; и вот ей откликнулся с неба
Ветер и так свой ответ из пространства лазурного свежим
Словом провеял: " как небо мое, чиста Дамаянти,
Долгу верна, в любви неизменна, слова ея правда;
Верь ей, и руку подай, как жене беспорочной; и будут
Снова меж вами союз и покой, и любовь и согласье".
Ветер умолкнул и райской прохладой отвсюду повеял
Воздух весны, и упали цветы дождем благовонным
С неба при звуке воздушных тимпанов. Таким несказанно
Чудным свидетельством Наль, исцеленный от всех подозрений,
Вспомнил о том, что ему сказал царь-змей на прощанье,
В данный им зеркальный щит поглядел и в минуту явился
Прежним Налем, и руки простер к своей Дамаянти.
С криком пронзительным кинулась в них Дамаянти, и этот
Миг единый стократ заплаитл им за долгие муки.
Голову Наля прижавши к своей целомудренной груди,
В сладком забвеньи всего, в упоеньи любви Дамаянти
Долго безгласна была; она, то сквозь слез улыбалась;
То трепетала, пронзенная радостью; то от избытка
Счастья глубоко вздыхала. И боги любви опустили
Тайную брака завесу на них, сочетавшихся снова
Дорого-купленным браком. Так, наконец, отдохнули
Вместе они, до блаженства достигнув дорогой печали.
Память минувшей разлуки, радость свиданья, живая
Повесть о том, что розно друг с другом они претерпели,
Мыслей и чувств поверенье, раздел и слиянье,
Все в одном заключилося чувстве: мы вместе; и память
Прошлых бед настоящею радостью, светом, от тени
Более ярким, печальныя были рассказом
Сделалось. Так по долгой в изгнанье тоске, возвратился
Наль к Дамаянти, как солнце из зимнего, хладного знака
В знак весны возвращается; так Дамаянти, приникнув
К сердцу Наля, опять расцвела, как сияющий вешним
Цветом сад живей расцветает, дождем орошенный.
Тут пропели два соловья им песню такую:
"Снова Дамаянти с Налем неразлучна;
Сердце вновь покойно, горе позабыто,
Смолкнули желанья, так ликует в небе
Ночь, когда ей светит друг желанный месяц."
2
Рано, лишь только что день занялся на востоке, царица
Мать разбудила царя неожиданно-радостной вестью.
Наль возвратился, Биме сказала она, Дамаянти
С мужем опять, и снова с ними согласие. Бима
Поднял брови, внезапно вестью такой изумленный.
Тут царица открыла ему, какой Дамаянти
Хитростиью Наля царя заманила в Видарбу, како
Выдумкой царь Ритуперн был обманут. И ей улыбаясь,
Бима ответствовал кротко: я вашу женскую хитрость
Вам прощаю за то, что она удалась. Тут явился
Наль с Дамаянти и с ними их дети. Приблизился к тестю
Наль, Дамаянти приблизилась к матери. Зятя, как сын,
Ласково принял царь благодушный Бима и нежным
Взглядом поздравил дочь с возвратившимся счастьем.
Скоро потом пришли и братья и подали руку
Налю и братски с сестрой обнялися; потом отовсюду
Стали сходиться сродники, ближние: вот напоследок
Вся Видарба наполнилась шумом торжественным; домы
В пышныя ткани оделись; на кровлях явились знамена;
Плоади, улицы все закипели народом, и в храмах
Жертвы зажглися. И вот, наконец, до царя Ритуперна
Слух дошел, что Вагука, коню его, обратился
В Наля, что мужа нашла Дамаянти, что нового делать
Выбора ей не нужно. И царь Ритуперн дружелюбно,
К Наалю пришедши, сказал: поздравляю тебя, благороднфый
Царь нишадский, с благой переменой судьбы, с возвращеньем
Прежнего вида и боле всего с обретением милой,
Верной жены. И если я что неугодное сделал,
Наль знаменитый, тебе тогда, как не в образе царском
Жил ты слугой у меня, то в том виноват без вины я;
Тайны твоей я не знал и прошу у тебя извиненья.
Царь Ритуперн, - ответствовал Наль, - оскорбленья и тени
Я не видал от тебя; но когдаб и обижен тобою
Был я, то Налю царю обид, нанесенных Вагуке
Конюху, брать на себя неприлично. Тебя же давно я,
Царь Ритуперн, и чту, и люблю, как царского брата.
Мне благосклонным ты был господином, когда под твоею
Кровлею жил я слугою Вагукой, теперь благосклонным
Другом будь мне, царю нишадскому Налю. Ты видишь
Сам, что Вагуке конюшим твоим уж не быть: без сомненья
Такжек захочет в прежнюю службу вступить и Варшнея.
Но в убытке ты, царь Ритуперн, не останешься; дар мой
Править конями тебе отдаю я рукою и словом,
Такж же, как сам от тебя могущество счета с искусством
В кости играть получил и ныне в Айоду ты столь же
Быстро приедешь один, сколь быстро приехал оттуда
Вместе с Вагукой в Видарбу. А я посмотрю, что удастся
Выиграть мне с искусством, тобою мне данным. - Друг другу
Подали руку цари на любовь и союз; и в Айоду
Царь Ритуперн возвратился. Наль, горя нетерпеньем
Выиграть трон свой, также недолго остался в Видарбе.
3
Месяц проживши у тестя, с избранной дружиной храбрых
Наль пошел, наконец, на свое нишадское царство;
Сам он сидел в колеснице блестящей; могучие кони
Бешено прыгали, твердой руке его покоряясь;
Следом за ними шестнадцать слонов боевых с крепостными
Башнями, полными ратников, шли; за слонами скакали
Конные, легкий отряд, пятьдесят копьеносцев; за ними
Пеших дружина, пятьсот отборных стрелков. Не сражаться
Вел их Наль, а украсить свое вступленье в Нишаду.
Так снарядившись, царь на прощанье сказал Дамаянти:
Ты оставайся под кровлей отцовской, покуда не ввел я
Нового счастья в наш дом, и его от врага не очистил.
Счастие прежнее в нем истребившего; с миром тогда ты
В нашу столицу с детьми возвратишься, как на небо светлый
День возвращается, темную ночь прогоняя; живи же
В радости здесь, ожидая блаженной минуты возврта
В дом семейный, на новое счастье, на новую славу.
Взором одним Дамаянти царю отвечала, но в этом
Взоре, полном небесной души, была уже победа.
Быстрою бурею Наль полетел и скоро достиг он
В грозном величии царства, из коего некогда вышел
Бедным изгнанником. Брату Пушкаре, владевшему ныне
Бывшим престолом его, он сказал: я тебя вызываю
К новой игре; я поставлю на кости жену, ты поставишь
Все нишадское царство - довольно ль с тебя? Но сначала
Сделать мне должно с тобой уговор: когда проиграешь
Ты - то все, чем владеешь, будет моим, над самой
Жизнью твоею буду я властен; когда же проиграю
Я - то все, чем владею, возьмешь ты, ежели можешь:
Знай наперед, что тогда мы с тобою мечом разочтемся.
Полно же медлить; тебе по законам игры ме на вызовы
К новой игре отказть невозможно; и властен теперь ты
Выбрать из двух любую игру: в железо иль в кости.
Хочешь отведать меча - выходи; я рад поединку;
Царство, наследье отйов, должны сохранять мы, покуда
Наше оно, когда же его мы утратии, силой
Должно уметь нам его возвратить; так учили нас предк.
Час наступил; принимайся, Пушкара, за меч ил за кости.
Или тебе живому не быть, иль я Дамаянти
С жизнью тебе уступлю. - На этот вызов Пушкара
Так отвечал, усмехнувшись: готов я еще раз с тобою
В кости счастья отведать; то будет игра роковая;
Горя с тобой в нищите Дамаянти довольно терпела;
Власть и богатство со мною разделит она и забудет
Прошлое скоро; а я и на троне нишадском всечасно
Думал об ней, и ждал, что приедешь ты; и вот напоследок
Ты пришел, и будет моей Дамаянти, и боле
Мне ничего на земле жалать не останется. - Этим
Дерзким ответом разгневанный, меч свой хулителю в сердце
Чуть не вонзил в запальчивости Наль, но собой овладевши,
Он сказал, трепеща, и кипя, и сверкая: безумец,
Полно хвастать, играй: проиграешь, заплатишь. И кости
Брошены - все решено: обратно нишадское царство
С первым ударом выиграл Наль у Пушкары. Со смехом
Он, победитель, взглянул не него, побежденного. Что ты
Скажешь теперь? Мое законное царство, которым
Думал владеть ты, попрежнему стало моим и отныне
Будет в крепких рук: теерь меж царем и меж царством
Третий никто не дерзнет протесниться. Мою ж Дамаянти
Ты и во сне недостоин увидеть; ты раб мой отныне;
Так решила судьба. Но слушай: не властью твоею
Некогда был я низвержен с престола; Кали искуситель,
Враг мой, тебе помогал; ты об этом не знал, безрассудный;
Знай же теперь, что отмщать на тебе преступленья чжого
Я не хочу. Живи, и будь милосердие неба
Вечно с тобой и вражды не будет меж нами, Пушкара,
Брат мой; живи, благоденствуя многие годы.
Весь уничтоженный благостью брата, пред ним на колена
Бросился, плача, Пушкара. О. наль Пуньялока, да будет
Милость богов и всякое благо земное с тобою!
В скромном уделе моем я, твой подданный, буду спокойней
Жить, чем на троне твоем, где покой мой основан
Был на ударе неверных костей; и своими отныне
Буду я столь же любим, сколь был ненавидим твоими.
Прежде однако очищу себя от вины омовеньем
В Гангесе грешного тела; в его благодатные волны
Брошу, прокляв их, враждебные кости, которыми злые
Властвуют духи. А ты, сюда возвратив Дамаянти
В блеске прекрасного солнца, скажи ей, чтоб гнева
В сердце ко мне не питала и, прежнее горе забывши,
Вдвое блаженна была очищенным в опыте счастьем.
