Баллада в которой описывается, как одна старушка...
(Баллада в которой описывается, как одна старушка ехала на
черном коне вдвоем, и кто сидел впереди)
На кровле вран печально прокричал...
Старушка слышит и бледнеет!
Ужасну весть ей черный вран сказал...
Над ней час смерти тяготеет.
И вопит скорбно: "Где мой сын чернец?
Ему сказать мне слово дайте!
Увы! я гибну! близок мой конец!
Скорей! скорей! не опоздайте!"
И к матери идет чернец святой -
Ее услышать покаянье!
И тайные дары несет с собой,
Чтоб утолить ее страданье!
Но лишь пришел к одру с дарами он,
Старушка в трепете завыла;
Как смерти крик ее протяжный стон...
" Не приближайся! - возопила. -
Не подноси ко мне святых даров!
Уже не в пользу покаянье!"
Был страшен вид ее седых власов!
И страшно груди колыханье.
Дары святые сын отнес назад
И к страждущей приходит снова;
Кругом бродил ее потухший взгляд;
Язык искал, немея, слова:
"Вся жизнь моя в грехах погребена!
Меня отвергнул искупитель!
Твоя ж душа молитвой спасена!
Ты будь души моей спаситель!
Здесь вместо дня была мне ночи мгла!
Я кровь младенцев похищала,
Власы невест в огне волшебном жгла
И кости мертвых отрывала.
И казнь лукавый обольститель мой
Уж мне готовит в адской злобе!
И я, смутив чужих гробов покой,
В своем не успокоюсь гробе.
Ах! не забудь моих последних слов:
Мой труп, обвитый пеленою,
Мой гроб, мой черный гробовой покров
Ты окропи святой водою.
Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,
Семью окован обручами,
Во храм внесен, у алтаря прибит
К подмосту крепкими цепями.
И цепи окропи святой водой!
Чтобы священники собором
И день и ночь стояли надо мной
И пели панихиду хором.
Чтоб пятьдесят на клиросах дьячков
За ними в черных рясах пели;
Чтоб день и ночь свечи у образов
Из воску белого горели;
Чтобы звучней во все колокола
С молитвой день и ночь звонили;
Чтоб заперта во храме дверь была;
Чтоб дьяконы пред ней кадили;
Чтоб крепок был запор церковных врат;
Чтобы с полуночного бденья
Он ни на миг с растворов не был снят
До солнечного восхожденья!
С обрядом тем молитеся три дня,
Три ночи сряду надо мною:
Чтоб не достиг губитель до меня,
Чтоб прах мой принят был землею".
И глас ее быть слышен перестал;
Померкши очи закатились;
Последний вздох в груди затрепетал;
Уста, охолодев, раскрылись.
И хладный труп, и саван гробовой,
И гроб под черной пеленою
Священники с приличною мольбой
Опрыскали святой водою.
Семь обручей на гроб положены;
Три цепи тяжкими винтами
Вонзились в гроб и с ним утвержден
В помост пред царскими дверями.
И вспрыснуты они святой водой!
И все священники в собранье!
Чтоб день и ночь душе на упокой
Свершать во храме поминанье!
Поют дьячки все в черных стихарях
Медлительными голосами;
Горят свечи надгробны в их руках,
Горят свечи пред образами.
Протяжный глас, и бледный лик певцов,
Печальный, страшный сумрак храма,
И тихий гроб, и длинный ряд попов
В тумане зыбком фимиама,
И горестный чернец пред алтарем,
Творящий до земли поклоны,
И в высоте дрожащим свеч огнем
Чуть озаренные иконы...
Ужасный вид! колокола звонят!
Уж час полуночного бденья...
И заперлись расворы тяжких врат
По совершении моленья.
И в перву ночь от свеч веселый блеск!..
И вдруг... к полночи за вратами
Ужасный вой, ужасный гром и треск!
И слышалось: гремят цепями;
Железных врат затвор, стуча, дрожит!
Звонят на колокольне звонче;
Молитву клир усерднее творит,
И пение поющих громче!
Гудят колокола, дьячки поют,
Попы молитвы вслух читают,
Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,
И свечи яркие пылают.
Запел петух - и смолкнувши бегут
Враги, не совершив ловитвы -
Смелей дьячки на клиросах поют;
Смелей попы творят молитвы.
В другую ночь... от свеч темнее свет!
И слабо теплются кадилы!
И гробовой у всех на лицах цвет
Как будто встали из могилы.
И снова стук, и рев, и треск у врат;
Грызут замок, в затворы рвутся!
Как будто вихрь, как будто шумный град,
Как будто воды с гор несутся.
Пред алтарем чернец на землю пал!
Священники творят поклоны!
И дым от свеч туманных побежал,
И потемнели все иконы.
Сильнее стук! звучней колокола,
И трепетней поющих голос:
В крови их хлад; объемлет очи мгла;
Дрожат колени; дыбом волос.
Петух запел... и прочь враги бегут
Опять не совершив ловитвы;
И стихло все! дьячки смелей поют,
Попы смелей творят молитвы.
На третью ночь свечи едва горят!
И дым густой и запах серный!
Как ряд теней, попы во мгле стоят;
Чуть виден гроб во мраке черный!
И звонари от страха чуть звонят,
И руки им служить не вольны;
Час-от-часу страшнее гром у врат,
И звон слабее колокольный.
Дрожа, упал чернец пред алтарем;
Молиться силы нет; во прахе
Лежит, к земле приникнувши лицом;
Главу поднять не смеет с страхе.
И певчих хор, доселе согласный, стал
Нестройным криком от смятенья!
Им чудилось, что церковь зашатал
Как бы удар землетрясенья.
И раздалось... как будто оный глас,
Который грянет над гробами;
И храма дверь со стуком затряслась
И на пол рухнула с петлями.
И (он) предстал... весь в пламени очам,
Свирепый, мрачный, разъяренной!
И вкруг его огромный божий храм
Казался печью раскаленной!
Едва сказал: исчезните! цепям -
Они рассыпались золою;
Едва росой коснулся к обручам -
Они истлели под рукою.
И вскрылся гроб! (Он) к телу вопиет:
Восстань! иди вослед владыке!
И проступил от слов сих хладный пот
На мертвом, неподвижном лике!
И тихо труп со стоном тяжким стал,
Покорен тяжкому призванью;
И никогда здесь смертный не слыхал
Подобного тому стенанью!
И ко вратам пошла она с врагом!
Там зрелся конь чернее ночи!
Храпит и ржет, и пышит он огнем!
И как пожар пылали очи!
И на коня добычу взбросил враг!
И сел вперед! и быстротечно
Конь полетел, взвивая дым и прах!..
И слух об ней пропал навечно!
Никто не зрел, как с нею мчался (он)...
Лиш страшный след нашли на прахе!
Лишь внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий стон,
Младенцы вздрагивали в страхе.
