Раз Карл-Великий пировал;
Чертог богато был украшен;
Кругом ходил златой бокал;
Огромный стол трещал от брашен;
Гремел певцов избанных хор;
Шумел весёлый разговор;
И гости вдоволь пили, ели,
И лица их от вин горели.
Великий Карл сказал гостям:
"Свершить нам должно подвиг трудный.
Прилично ль веселиться нам,
Когда ещё Артусов чудный
Не завоёван талисман?
Его укравший великан
Живёт в Арденском лесе тёмном;
Он на щите его огромном".
Отважный Оливьер, Гварин,
Силач Гемон, Наим Баварский,
Атландский граф Милон, Мерлин,
Такой услыша вызов царский,
Из-за стола тотчас встают,
Мечи тяжёлые берут;
Сверкают их стальные брони;
Их боевые пляшут кони.
Тут сын Милонов молодой,
Роланд сказал: "Возьми, родитель,
Меня собой; я буду твой
Оруженосец служитель.
Ваш одвиг не по л'етам мне;
Но ты позволь, чтоб на коне
Я вёз, простым твоим слугою,
Копь'я и щит твой за тобою".
В Арденский лес одним путём
Шесть бодрых витязей пустились,
В средину въехали, потом
Друг с другом братски разлучились.
Младой Роланд, с копьём, щитом
Смиренно едет за отцом;
Едва от радости он дышит;
Бодрит коня; конь ржёт и пышет.
И рыщут по лесу они
Три целых дня, три целых ночи;
Устали сами; их кон'и
Совсем уж выбились из мочи:
А великана всё им нет.
Вот на четвёртый день, в обед,
Под дубом сенисто-широким
Милон забылся сном глубоким.
Роланд не спит. Вдруг видит он:
В лесной дали, сквозь сумрак сеней,
Блеснуло; и со всех сторон
Вскочило множество оленей;
Живым испуганным лучом;
И там, как туча, со щитом,
Блистающим от талисмана,
Валит громада великана.
Роланд глядит на пришлеца
И мыслит: что же ты за диво?
Будить мне для тебя отца
Не к месту было бы учтиво;
Здесь за него, пока он спит,
Его копьё и добрый щит,
И острый меч и конь задорный,
И сын Роланд, слуга покорный.
И вот он на бедро своё
Повесил меч отцов тяжёлой;
Взял длинное его копьё
И за плеча рукою смелой
Его закинул крепкий щит;
И вот он на коне сидит;
И потихоньку удалился -
Дабы отец его не пробудился.
Его увидя, сморщил нос
С презреньем великан спесивый.
"Откуда ты, молокосос?
Не по тебе твой конь ретивый;
Смотри, тебя длинней твой меч;
Твой щит с твоих ребячьих плеч,
Тебе переломив, свалится;
Твоё копьё лишь мне годится". -
"Дерзка твоя, как слышу речь;
Посмотрим таково ли дело?
Тяжёл мой щит для детских плеч -
Зато за ним стою я смело;
Пусть неуч я - мой конь учён;
Пускай я слаб - мой меч силён;
Отведай нас; уж мы друг другу
Окажем в честь себе услугу".
Дубину великан взмахнул,
Чтоб вдребезги разбить нахала,
Но конь Роландов отпрыгнул;
Дубина мимо просвистала.
Роланд пустил в него копьём;
Оно осталось с остриём,
Погнутым силой талисмана,
В щите пронзенном великана.
Роланд отцовский меч большой
Схватил обеими руками;
Спешит схватить противник свой;
Но крепко стиснут он ножнами;
Ещё меча он извлёк,
Как руку левую отсёк
Ему наш витязь: кровь струёю;
Прочь отлетел и щит с рукою.
Завыл от боли великан,
Кипучей кровию облитый;
Утратив чудный талисман,
Он вдруг остался без защиты;
Вслед за щитом он побежал;
Но по ногам вдогонку дал
Ему Роланд проворной:
Он покатился глыбой чёрной.
Роланд, подняв отцовский меч,
Одним ударом исполину
Отрушил голову от плеч,
Свистя, кровь хлынула в долину.
Щит великанов взяв потом,
Он талиман, блиставший в нём
(Осьмое чудо красотою),
Искусно выломал рукою.
И в платье скрыл он взятый клад;
Потом струёй ручья лесного
С лица и с рук, с коня и с лат
Смыл кровь и прах и, севши снова
На доброго коня, шажком
Отправился своим путём
В то место, где отец остался;
Отец ещё не просыпался.
С ним рядом лёг Роланд и в сон
Глубоко скоро погрузился,
И спал, покуда сам Милон
Под сумерки не пробудился.
"Скорей, мой сын Роланд, вставай;
Подай мой шлем, мой меч подай,
Уж вечер; всюду мгла тумана;
Опять не встретим великана".
Вот ездит он в лесу густом
И великана ищет снова;
Роланд за ним с копьём, с щитом -
Но о случившемся ни слова.
И вот они в долине той,
Где жаркий свершился бой;
Там виден был поток кровавый;
В крови валялся труп безглавый.
Роланд глядит; своим глазам
Не верит он: что за причина?
Одно лишь туловище там;
Но где же голова, дубина?
Где панцырь, меч, рука и щит?
Один ободранный лежит
Обрубок мертвеца нагого;
Следов не видно остального.
Труп осмотрев, Милон сказал:
"Что за уродливая груда!
Ещё ни разу не видал
На свете я такого чуда:
Чей это труп?.. Вопрос смешной!
Да это великан; другой
Успел дать хищнику управу;
Я проспал честь мою и славу".
Великий Карл глядел в окно
И думал; страшно мне по чести;
Где рыцари мои? Давно
Пора б от них иметь бы вести.
Но что?.. Не герцог ли Гемон
Там едет? Так, и держит он
Своё копьё перед собою
С отрубленною головою.
Гемон, с нахмуренным лицом
Приближаясь, голову немую
Стряхнул с копья перед крыльцом
И Карлу так сказал: "Плохую
Добычу я завоевал;
Я этот клад в лесу достал,
Где трое суток я скитался:
Мне враг без головы попался".
Приехал за Гемоном вслед
Тюрпин, усталый бледный, тощий.
"Со мною талисмана нет:
Но вот вам дорогие мощи".
Добычу снял Тюрпин с седла:
То великанова была
Рука, обвитая тряпицей,
С его огромной рукавицей.
Сердит и мрачен, Наим
Приехал по следам Тюрпина,
И великанова за ним
Висела на седле дубина.
"Кому достался талисман,
Не знаю я; но великан
Меня оставил в час кончины
Наследником своей дубины".
Шёл рыцарь Оливьер пешком,
Задумчивый и утомлённый;
Конь, великановым мечом
И панцырем обременённый,
Едва копыта подымал.
"Всё это с мертвеца я снял;
Мне от победы мало чести;
О талисмане ж нет и вести".
Вдали является Гварин
С щитом огромным великана,
И все кричат: "Вот паладин,
Завоеватель талисмана!
Гварин, подъехав, говорит:
"В лесу нашёл я этот щит:
Но обманулся я в надежде:
Был талисман украден прежде".
Вот наконец граф Милон.
Печален, во вражде с собою,
Ко дворцу тихо едет он
С потупленною головою.
Роланд смиренно за отцом
С его копьём, с его щитом,
И светятся, как звёзды, ночи,
Под шлемом удалые очи.
И вот они уж у крыльца,
На коем Карл и паладины
Их ждут; тогда ни щит отца
Роланд, сорвав его с средины
Златую бляху, отвердил
Свой талисман и щит открыл...
И луч блеснул с него чудесный,
Как с чёрной тучи день небесный.
И грянуло со всех сторон
Шумящее рукоплесканье;
И Карл сказал: "Ты, граф Милон,
Исполнил наше упованье;
Ты возвратил нам талисман;
Тобой наказан великан;
За славный подвиг в награжденье
Прими от нас благоволенье".
Милон, слова услыша те,
Глаза на сына обращает...
И что же? Перед ним в щите,
Как солнце, талисман сияет.
"Где это взял ты, молодец?"
Роланд в ответ: "Прости, отец;
Тебя будить я побоялся
И с великаном сам подрался".
¤Плавание Карла Великого.
Раз Карл Великий морем плыл
И с ним двенадцать перов плыло,
их путь в святую землю был;
Но море злилося и выло.
Тогда Роланд сказал друзьям:
"Деруся я на суше смело;
Но в злую бурб по волнам
Хлестать мечом плохое дело".
Датчанин Гольгер молвил: "Рад
Я веселить друзей струнами;
Но будет ли какой в них лад
Между ревущими волнами?"
А Ольвьер сказал, с плеча
Взглянув на буйных волн сугробы:
"Мне жалко нового меча:
Здесаь утонуть ему без пробы".
Нахмурясь, Ганелон шепнул:
"Какая адская тревога!
Но только б я не утонул!..
Они ж?.. Туда им и дорога!" -
"Мы все плывёи к святым местам! -
Сказал, крестясь, Тюрпин-свидетель. -
Явись и в пристань по волнам
Нас грешных проведи, спаситель!" -
"Вы, бесы! - граф Рихард вскричал: -
Мою вы ведаете службу;
Я много в ад к вам душ послал -
Явите вы тепрь мне службу". -
"Уж я ли, - вымолвил Наим, -
Не говорил: нажить им горе?
Но слово умное глухим
Есть капля масла в буйном море". -
"Беда! - сказал Риоль седой, -
Но если море не уймётся,
То ме на старости в сырой
Постеле нынче спать придётся".
А граф Гюи вдрг начал петь,
Не тратя жалоб бесполезно:
"КОгда б отсюда полететь
Я птичкой мог м своей любезной!" -
"Друзья, сказать ли вам? ей, ей! -
Промолвил граф Гварин, вздыхая: -
Мне сладкое вино вкусней,
Чем горькая вода морская".
Ламберт прибавил: "Что за честь
С морскими чудами сражаться?
Гораздо лучше рыбу есть,
Чем рыбе на обед достаться". -
"Что бог велит, тому и быть! -
Сказал Годефруа: - с друзьями
И рад добро и зло делить;
Его святая власть над нами".
А Карл молчал: он у руля
Сидел и правил. Вдруг явилась
Святая вдалеке земля,
Блеснуло селце, буря скрылась.
¤Старый рыцарь.
Он был весной своей
В земле обетованной
И много славных дней
Провёл в тревоге бранной.
Там ветку то святой
Оливы оторвал он:
На шлем железный свой
Ту ветку навязал он.
С неверным он врагом,
Нося ту ветку, бился
и с нею в отчий дом
Прославя возвратился.
Ту ветку посадил
Сам в землю ту родную
И часто приносил
Воду ей ключевую.
Он стал старик седой,
И сила мышц пропала;
Из ветки молодой
Олива древом стала.
Под нею часто он
Сидит, уединенный,
В невыразимый сон
Душою погружённый.
Над ним, как друг стоит,
Обняв его седины,
И ветвями шумил
Олива Палестины;
И, внемля ей во сне,
Вздыхает он глубоко
О славной старине
О земле далёкой.
¤Рыцарь Роллон.
Был удалец и отважный наездник Роллон;
С шайкой своей по дорогам разбойничал он.
Раз, запоздав, о в лесу на усталом коне
Ехал, и видит, часовня стоит в стороне.
Лес был дремучий и был уж полуночный час;
Было темно, так темно, что хоть выколи глаз.
Только в часовне лампада горела одна,
Бледно сквозь узкие окна светила она.
Рано ещё на добычу, - подумал Роллон, -
Здесь отдохну; - и в часовню пустынную он
Входит; в часовне он видит, гробница стоит;
Трепетно, тускло над нею лампада горит.
Сел он на камень, вздремнул с полчаса он, потом
Снова поехал лесныи одиноким путём.
Вдруг своему щитоносцу скащзал он: скорей
Съезди в часовню; перчатку оставил я в ней.
Посланный, бледен, как мёртвый, назад прискакал.
"Этой перчаткой другой завладел, - он сказал: -
Кто-то нездешний в часовне на камне сидит;
Руку он всунул в перчатку и страшно глядит;
Треплет и гладит перчатку другой он рукой;
Чуть я рот страха не умер от встречи такой". -
Трус! - на него запальчиво Роллон закричал,
Шпорами стиснул коня и назад поскакал.
Смело на страшного гостя ударил Роллон:
Отнял перчатку свою у нечистого он.
"Если не хочешь одной мне совсем уступить,
Обе ссуди мне перчатки хоть год поносить", -
Молвил нечистый; а рыцарь сказал ему: "На!
Рад испытать я, заплатит ли долг сатана;
Вот тебе обе перчатки; отдай через год". -
"Слышу; прости до свиданья", - ответствовал тот.
Выехал в поле Роллон; вдруг далёкий петух
Крикнул, и топот коней поражает им слух.
Робость Роллона взыла; он глядит в темноту;
Что-то ночную наполнило вдруг пустоту;
Чтоъто в ней движется; ближе и ближе; и вот
Чёрные рыцари едут попарно; ведёт
Сзади в путах вороного коня;
Чёрной попоной покрыт он; глаза из огня.
С дрожью невольной спросил у слуги паладин:
"Кто вороного коня твоего господин?" -
"Верный слуга моего господина, Роллон.
Ныне лишь парой перчаток расчёлся с ним он;
Скоро отдаст он немой и последний отчёт;
Сам он поедет на этом коне через год".
Так отвечав, за бругими последовал он.
"Горе мне! - в страхе сказал щитоносцу Роллон. -
Слушай, тебе я коня моего отдаю;
И ним и всю сбрую возьми боевую мою:
Ими отныне, мой верный товарищ, владей;
Только молись о душе осуждённой моей".
В ближний пришед монастырь, он приору сказал:
"Страшный я грешник, но бог мне покаяться дал.
Ангельский чин я ещё недостоин носить;
Служкой простым я желаю в обители быть". -
"Вижу, ты в шпорах, конечно, бывал ездоком;
Будь ж у нас на конюшне, ходи за конём".
Служит Роллон на конюшне, а время идёт;
Вот наконец совершился ровнёхонько год.
Вот наступил уж и вечер последнего дня;
Вдруг привели в монастырь молодого коня:
Статен, красив, но ещё но объезжен был он.
Взять дикаря за узду приступает Роллон.
Взвизгнул, вскочил на дыбы разъярившийся конь;
Грива горой, из ноздрей, как их печи, огонь;
В сердца Роллона ударил копытами он;
Умер, и сразу вдохнуть не успевши, Роллон.
Вырвавшись, конь убежал, и его не нашли.
К ночи, как должно, Роллона отцы погребли.
В полночь к могиле ужасный ездок прискакал;
Чёрного, злого коня за узду он держал;
Пара перчаток висела на чёрном седле.
Жалобно охнув, Роллон повернулся в земле;
Вышел из гроба, со вдохом перчатки надел,
Сел на коня, и, как вихрь, с ним конь улетел.
¤Уллин и его дочь.
Был сильный вихорь, сильный дождь;
Кипя, ярилася пучина;
Ко брегу Рино - горный вождь
Примчался с дочерью Уллина.
"Рыбак, прими нас в свой челнок;
Рыбак, спаси нас от погони;
Уллин с дружиной недалёк:
Нам слышны крики, мчатся кони". -
"Ты видишь ли, как зла вода?
Ты слышишь ли, как волны громки?
Пускаться плыть тепрь беда:
Мой челн не крепок, вёсла ломки". -
"Рыбак, рыбак, подай свой челн;
Спаси нас; сколь не зла пучина,
Пощада может быть от волн -
Её не будет от Уллина!"
Гроза сильней, пучина злей,
И ближе, ближе шум погони,
Им слышен тяжких храп коней,
Им слышен звук мечей о брони.
"Садитесь, в добрый час; плывём".
И Рино сел, с дева села;
Рыбак отчалил, челноком
Седая бездна овладела.
И смерть отсюду им: открыт
Пред ними зев пучины жадный;
За ними с берега грозит
Уллин, как буря, беспощадный.
Уллин ко брегу прискакал;
Он видит: дочь уносят волны;
И гнев в груди отца пропал,
И он воскликнул, страха полный:
"Моё дитя, назад, назад!
Прощенье! Возвратись, Мальвина!"
Но волны лишь ответ шумят
На зов отчаянный Уллина.
Ревёт гроза, черна, как ночь,
Летает челн между волнами;
Сквозб пену их он видит дочь
С простёртыми к нему руками.
"О, возвратися, возратись!
Но грозно раздалась пучина,
и волны, челн пожрав, слились
При крике жалобном Уллина.